– Боюсь, не разрешат закрыть. – Анна Сергеевна скорбно поджала губы. – Отрапортовали уже, отчитались… А случится что с детьми – меня виноватой сделают.

– Ничего больше не случится! – повысил голос Игнат. – Сейчас тут такая суета начнется! Наша милицейская работа. Дело-то не шуточное – всю округу на ноги поставим. Если и есть рядом злоумышленник – так испугается, затаится… Коли он сейчас вообще здесь, в чем я лично сильно сомневаюсь.

– Ох, Игнат Степанович, успокоил. – Вздохнув, начальница неожиданно улыбнулась – красивая и еще достаточно молодая женщина, задерганная работой и этим вот жутким случаем. Кстати, сейчас она забыла пристегнуть шиньон, стояла бледная с распущенными волосами…

– Капли какие-нибудь выпейте, – посоветовал милиционер. – Ну, от нервов. Есть?

– Да есть. Ой, надо Тае оставить… и Елене Сергеевне – они к ужину с детьми придут, а тут… это!

– Да я увезу уже. До мотоцикла с ребятами вон дотащим.

– Ой! А мы тут одни…

– Дорожкина вам оставлю. Скоро вернется, уж пора бы…

Дорожкин вернулся не один – с Гольцовым. Подвез по пути. Узнав про новый труп, озаботился:

– Деревенских опросим. Ну, и юннатов этих…

– Юннатов – разве что по аспиранту, – негромко предостерег Игнат. – Девчонку еще до них… Валя сказала.

– Личность бы установить. – Участковый покачал головой. – По лицу, увы, вряд ли…

– Хотя бы по одежде: платье-то вон, нарядное! Такое не на каждый день – на выход надевают. И вон еще, лодочки… А сумки нет!

– Забарахолили сумку. И часики, верно, были…

– Серег тоже нет – из ушей вырвали.

– Ограбление?

– Похоже… – Ревякин тихонько рассуждал вслух. – Может, и снасильничать хотел, она вырвалась, догнал и – ножом… Валь! Ты со мной в город?

– Конечно. – Докторша повела плечом. – Прямо к Варфоломеичу, в морг, ты же труп повезешь?

– Так я о том и…

– Ох, Игнат, Игнат, я все-таки врач, не забывай!

– Да уж…

– И вот еще что… – Подойдя к милиционерам, Валентина оглянулась по сторонам и понизила голос: – Насчет удара… Понимаете, у меня такое впечатление, что погибшую на нож насадили. Слишком четко все! Ну, выскочили, дернули за руку и – на нож. Сразу! Никаких разговоров и прочего…

– То есть за ней специально следили, выслеживали… – задумчиво протянул Дорожкин. – В сумочке, верно, деньги были… И серьги ценные, и золотые часы – какая-нибудь плоская «Заря»… А, Игнат? Надо местных шерстить, опрашивать. Того же Гольцова.

– Да! – Игнат вскинул голову. – Кстати! Давай-ка его сюда…

Взглянув на труп, Гольцов скривился:

– Господи… Кто ж ее так? Да тут уж вряд ли… Лицо вон, все черное… Не, не узнать…

– А платье? Платье-то приметное!

– Начальник! Я на баб, а не на платья ихние смотрю. Про платье вы лучше баб и спрашивайте.

– Ладно, свободен… пока… А вот тут он прав, – отпустив Гольцова, задумчиво протянул опер. – Как говорят французы, шерше ля фам. Ищите женщину!

– Судя по всему, она в Рябой Порог шла.

– Или из Рябого. Но точно не на огород или там… на рыбалку. Одета-то как… Неужто такое платье, да не заприметили… Черт, вот прямо бы сейчас кого из Рябого Порога…

– Так продавщицу можно, Галю… – вдруг вспомнил Дорожкин. – Я сейчас с Катей и съезжу. Катя ее знает, уговорит. Рябой Порог… Подожди-подожди… К нам в дежурку одна гражданка обращалась – Воропаева, как раз оттуда. С неделю где-то назад… Дочь у нее пропала!

– Та-ак!

– Говорит, уехала в Ленинград – и ни слуху ни духу. Не звонила даже. Мы запрос отправили… Пока ничего.

– Ну, деревенские вообще по межгороду звонить не любят. Больше – письмами. Ну, а если что срочное – телеграмму… В общем, вот что Игорь, давай-ка эту Воропаеву сюда.

– А если…

– Если дома не застанешь, оставь повестку.

Анна Ильинична Воропаева оказалась дома. Привезли. Пропавшую дочь она узнала сразу.

– Платье… ее… Настена-а, доченька… А-а…

Дорожкин поспешно увез женщину обратно.

– Понимаете, сначала надо тело в морг, потом – хоронить.

– Заберу! Сейчас заберу! Отдайте…

– Да нельзя же так!

Вернувшись с хмурым лицом, участковый протянул Ревякину список:

– Вот что было при ней… Едва ведь разговорил!

– Понятно. Так… Сумочка… – вполголоса зачитал Игнат. – Ага! Бежевая, из искусственной кожи, куплена здесь же, в местном сельпо, за пять рублей восемьдесят копеек.

– Дешевенькая…

– Ага… В сумочке документы – паспорт, и в кошельке – двадцать два рубля денег. Еще серьги, пластмассовые, модные, по шесть рублей… Часики «Эра». Воропаева говорит: отдали где-то рублей двадцать…

– Недорого.

– Да уж. – Ревякин поднял глаза. – Это что же, получается, девчонку за дешевые часы убили?

– Кому и это – деньги.

– Так-то оно так… Ладно. Поглядим. Чувствую, скоро пришлют прокурорского.

– Пропал мой отгул.

* * *

Слава богу, никакого незнакомого следователя в Озерск из прокуратуры не прислали. Приехал сам прокурор! Вернее, исполняющий обязанности. Лично Владимир Андреевич Алтуфьев! Ну, а как же – все-таки два трупа, а в прокуратуре опытных работников почти что и нет – лето. Кто в отпуске, кто на пенсию собрался. Послать Сергея? Гм… Вот и решил Алтуфьев – сам. А Сергей пусть пока крутится в Тянске с ограблениями – часики-то тикали, срок, поставленный райкомом, шел.

Владимир Андреевич добрался в Озерск спокойно, без лишней помпы. Не на служебной «Волге», но и не на автобусе, а на сверкающей никелем и хромом «Яве-350» с лаковой коляской, сильно напоминавшей ракету красивого темно-вишневого цвета.

Мотоцикл этот, продав свой «Восход» и кое-что скопив, Алтуфьев купил зимой прошлого года аж за шестьсот рубелей. Хотел сначала «Иж-Юпитер», тот стоил пятьсот, но все же уговорили, не поскупился – благо возможность была. Правда, лишнюю сотню пришлось занять у начальства.

Но мотоцикл того стоил! Это же не только ездить – приятно было смотреть! Сверкающий бензобак, ветровой щиток из плексигласа, черные сиденья. А как работал мотор! И ехать одно удовольствие – мягко, быстро, приятно… ух! В коляске тоже комфорт. Владимир Андреевич специально взял с коляской: у жены, Марты, от первого брака осталась дочка, Инга, девочка осенью собиралась в первый класс. А сам Алтуфьев собирался переводиться в Эстонию. По одежке встречают… А «Ява» – это вам не какой-нибудь там «Иж»!

– Вот это я понимаю – техника! – С завистью поглядев в окно, Дорожкин стряхнул пепел в фарфоровую пепельницу. Все собирался бросить, да так пока и не бросил, курил… Да и как тут не закуришь, когда два трупа!

– Где? – Поднявшись со стула, Ревякин с любопытством подошел к окну. – Ух ты – «Ява»! Пижон за рулем какой-то… Ого! Да это ж… Здорово, Владимир Андреевич!

– И вам не хворать! – входя, улыбнулся