умер. Однако Виктор не видел здесь большой проблемы. Он рассуждал так: что остается в сознании человека после прочтения, например, романа? Не что иное, как его краткое изложение – целиком он не хранится. Иными словами, ему предстоит работать с готовыми отпечатками книг в памяти. Обычно для того, чтобы оставить в сознании такой «след», необходимо прочитать текст целиком. Но что же запомнится после прочтения лишь отпечатка? Отпечаток отпечатка?

Вдобавок те «следы», с которыми Виктор знакомился, принадлежали не ему, а каким-то другим людям. Наверняка его развитый и искушенный разум сохранил бы иные эпизоды, добавил бы какие-то оценочные суждения, да и вообще текст запечатлелся бы в бо́льших подробностях. Итак, краткие изложения – это беглые отпечатки из чужого сознания. Но тут уж ничего не поделаешь. Виктор рассудил, что для его целей лучше так «прочитать» сто книг, чем пять в полном варианте.

Он вновь испытывал головокружительный восторг, как в детстве, когда впервые наблюдал за Д’Артаньяном и Пятницей. Читателя пьянило, что мировая литература перед ним была будто на ладони. За один день он мог поглотить все крупные произведения целого географического региона или исторического периода. Роль и место персонажей в его сознании теперь занимали авторы, их группы или целые литературные школы. Обстоятельствами судьбы этих героев становились типологии сюжетов. Событиями – кризисы разной природы и транснациональные влияния.

Воронка затягивала Виктора все глубже и глубже. Даже краткие изложения вскоре пришлось читать скорочтением, поскольку все-таки они были неразрывно связаны с постылыми сюжетами, и это тяготило чем дальше, тем больше. В какой-то момент он оказался на грани того, чтобы прекратить читать вовсе. Но ведь на свете были еще книги, которые, таинственным образом манили к себе. Это – книги, о которых Виктор слышал, но не касался руками, не скользил по страницам взглядом. Он был обречен на разочарование, когда откроет их, но как преодолеть притяжение неизвестных текстов?

Вот оно! Теперь он понял, что неудовлетворенное предвкушение чтения, питаемое статьями об особенностях и значении произведений, новый предмет его истинной страсти. Его фантазия создавала куда более красочные, яркие, совершенные и в то же время абстрактные образы книг, которые во всем превосходили впечатления от последующего прочтения. Виктор десятки раз убедился в этом, прежде чем отказаться от художественных текстов навсегда. Он принялся читать не сами романы и не их краткие изложения, а многочисленные хрестоматии по истории литератур, и на этом, пожалуй, нам стоит прерваться, пока они еще не перестали его удивлять.

Предатель великого дела

История моей многострадальной родины имеет великое множество славных страниц. Мечты о том, чтобы вписать в эту книгу свое имя, захватили меня еще в школе, когда на уроках нам рассказали о таких людях, как Мартин Родригес, Бернардино Ривадавия, Хосе де Сан-Мартин, Хусто Хосе де Уркиса…

Нет, прошу, не считайте меня тщеславным человеком. Просто, будучи впечатленным тем, какую пользу отечеству принесли наши великие предки, мне стала противна сама мысль о том, чтобы посвятить себя чему-то менее значимому. Именно тогда я увлекся историей и скоро узнал, что для Аргентины победы со временем становились горше поражений.

Впрочем, так можно сказать обо всей Латинской Америке. Сначала государства боролись за независимость от европейских колонизаторов. К XIX веку суверенитета удалось добиться почти каждому, но это не принесло ни счастья, ни спокойствия. Напротив, прошло совсем немного времени, и континент охватили восстания, братоубийственные гражданские войны и перевороты.

Мы – я имею в виду латиноамериканцев настоящего и прошлого – смотрели и смотрим на север с опаской и надеждой. Сначала пример освободительных войн в США вдохновлял. Именно он помог нам завоевать независимость. Но позже соседство обернулось проблемой. Экономика гринго развивалась слишком быстро, угнаться за ней было невозможно. В результате почти все политически суверенные страны попали в зависимость экономическую, поскольку их скромное благосостояние зиждилось на предприятиях американской промышленности, размещенных на нашей земле. В результате, так и не отведав разрекламированный ими вкус «успеха» и «свободы», мы полной грудью вдохнули едкий дым Великой депрессии.

Наши люди вновь оказались совершенно деморализованными своим несчастным настоящим из-за того, что ни у них, ни у их предков не было счастливого прошлого. Более же всего пугал вопрос о том, какое будущее ждет наших детей. Латинскую Америку в очередной раз накрыла волна переворотов, в результате чего к власти приходили диктаторы и устанавливались военные режимы.

В этой суровой и судьбоносной лотерее моя Аргентина, быть может, проиграла чуть меньше других. Бескрайние просторы ее пампы, прерий и саванн раскинулись дальше от могущественного соседа. Кроме того, в качестве авторитарного правителя нам достался никому до поры не известный полковник по имени Хуан Перон, а история континента знает примеры много хуже.

Прежде Перон служил военным атташе в Чили и Италии. Путешествие по Апеннинскому полуострову производит неизгладимое впечатление на каждого человека, традиционно становясь важной страницей биографии. Так про изошло и с Хуаном, а потому он перенял стиль правления у Бенито Муссолини, пусть и не в той же степени, как это сделал чилийский Карлос Ибаньес, получивший прозвище Муссолини Нового Света. Издалека всем здесь казалось, будто разница между итальянским диктатором и фюрером так велика, что образ дуче сиял как светоч.

Вдохновленный идеологией фашизма, а также индустриализацией, Перон провел немало реформ, которые обеспечили экономический подъем, уменьшили инфляцию и безработицу, наполнили казну, а значит, в конечном итоге значительно улучшили жизнь рабочего класса, то есть большинства населения страны. И пусть аристократы с интеллигентами, включая вашего покорного слугу, неизменно называли его мошенником и мужем шлюхи, народ стоял за Хуана горой.

Нельзя сказать, что Перон был талантливым и прозорливым политиком. Его главным качеством оказалась удача. Ему повезло с тем моментом истории, на который выпало начало его правления. Представьте: 1946 год, Европа разорена после Второй мировой войны. Там царит голод, нет хлеба, мяса – простейших продуктов питания. А если Аргентина чем-то богата, то именно сельскохозяйственными угодьями и скотом. Наладив экспорт, Хуан оказал такую услугу европейцам, что на радостях те даже закрыли глаза на проведенную им национализацию иностранного имущества.

Уже тогда я понимал: мы не вольны выбирать эпохи, – хотя еще не догадывался, что и эпохи не могут выбирать нас – своих героев. Мое сердце, мой мятежный дух грезил о ком-то вроде Росаса, но мне достался именно Перон.

Время правление Хуана Мануэля де Росаса – одна из поворотных и мрачных страниц в истории Аргентины. Его жестокость, помноженная на неограниченность власти, стала частью нашей мифологии, хотя, казалось бы,