С чертовым телефонным звонком можно и подождать.

Первым делом необходимо найти Томми и заставить его выложить все начистоту – пусть сам расскажет, как было дело.

Сейчас он совсем один где-то там. И ее помощь нужна ему как никогда.

Выпив таблетку снотворного, Хейли проспит не меньше двух-трех часов. Норма схватила пальто, взяла с тумбочки в коридоре карманный фонарик и вышла из дома.

Неподалеку догорал корпус машины. Не было слышно ни единого звука – природа снова успокоилась. Бледная луна светила тем не менее так ярко, что Норме даже не пришлось включать фонарик, чтобы выйти на подъездную дорожку.

Продвигаясь к воротам, она миновала амбар и с облегчением увидела, что черный «Мустанг» стоит на месте. Значит, Томми ушел пешком. И находился наверняка где-то неподалеку.

Ни воя сирены, ни проблесков мигалок на фоне ночного неба. Вполне могло случиться так, что в округе никто даже не заметил взрыва. Норма еще какое-то время постояла на обочине дороги, боясь пропустить спасателей, которые, не исключено, могли вот-вот подъехать. Но в таком случае их кто-то должен был вызвать. Ближайшие соседи, Конрои, вероятнее всего, ничего не слышали, ведь их дом, едва заметный с того места, где стояла Норма, был все так же погружен во тьму.

Норма двинулась дальше, поймав себя на мысли, что сейчас она ощущает ароматы природы куда отчетливее, нежели днем: пахло землей, булыжниками, кукурузными полями, простиравшимися сразу за дорогой, шерстью хищных зверей, гонявшихся за добычей на всем этом просторе.

Как же давно она не выходила из дома среди ночи? С тех пор как сбежала от своих родителей? Ей тогда было шестнадцать, и с рюкзачком за плечами, в котором уместился весь ее нехитрый скарб, она пустилась на велосипеде куда глаза глядят. Но не успела она проехать и полсотни километров, как у нее спустило колесо, и ей, собрав в кулак всю свою смелость, дальше пришлось идти пешком. Примерно через час она добралась до городка, название которого успела позабыть, – там работал единственный ночной бар, и назывался он «У Вуди». Она уселась за столик с бокалом пепси, совершенно не представляя, что ей дальше делать, и сидела так до тех пор, пока официантка по имени Люси, которой она вкратце обрисовала свое положение, не предложила отвезти ее обратно домой.

Отец, уже успевший сообщить об исчезновении дочери в полицию и дожидавшийся ее в гостиной, устроил ей такую взбучку, что щеки у нее потом горели до самого утра.

Норма тогда заперлась в своей комнате и дала себе клятву в самое ближайшее время уйти из дома навсегда.

Но ждать ей пришлось еще два года. Вот только она и представить не могла, что, расставшись с одним чудовищем, спустя несколько лет встретит другое.

Норма дошла до леса, находившегося в двух километрах от дома. Пройдя вдоль лесной опушки, она увидела вдалеке хижину, которую Грэм и Томми построили, когда были еще детьми. У хижины неподвижно сидел на корточках Томми. Весь бледный, он казался живым воплощением заблудшей души.

Норма вздохнула с облегчением. Она опустилась на колени рядом с ним и положила на землю фонарик. Огромная ящерица юркнула в траву, потревоженная электрическим светом.

Хлипкие стены хижины скрипели на ветру. Томми дрожал всем телом, и не только оттого, что ему было холодно.

Норма сняла пальто и накинула на плечи сыну. Тот даже не шелохнулся. Сейчас было не самое подходящее время в чем-либо его упрекать. Она не хотела, чтобы ему стало еще хуже.

– Давай, пошли домой, – сказала она, запустив пальцы ему в волосы.

– Это он виноват, мама, – буркнул Томми, потупив взор, – все никак не оставит меня в покое и заставляет вытворять такое.

– Кто – он? Ты о ком?

Когда сын поднял голову и посмотрел на нее, в его взгляде она увидела ужас, который был ей очень хорошо знаком: точно такой же ужас она видела в его глазах, когда он был совсем маленький.

– Он никак не оставит меня в покое, – повторил Томми и заплакал.

И Норма второй раз за этот день вспомнила этот ненавистный лик.

Но это невозможно, он, наверное, имел в виду не его.

Мертвые покоятся в своих могилах.

– Что со мной творится, мама? – спросил Томми, и его полные слез глаза сверкнули. – Почему я такой?

Норма почувствовала, как у нее сжалось сердце, и тут же вспомнила, как десять лет назад взбежала на второй этаж – все происходило у них дома – и распахнула дверь в комнату Томми, с тревогой услышав его жалобные стоны…

Сын оттолкнул ее и резко вскочил. Вид у него был решительный – он напоминал юного воина, готового отправиться на войну.

– Ну же, Томми, пожалуйста, – сказала Норма, дав ему руку, – пойдем домой.

Томми попятился. И, прежде чем Норма успела его удержать, бросился бегом к полю.

Норма встала и громко закричала, окликая его по имени. Но он уже скрылся в ночи. Она подобрала фонарик и кинулась за ним вдогонку, высматривая его в темноте и пугаясь длинных мрачных теней, метавшихся вокруг нее шальным хороводом.

Она остановилась лишь через сотню метров, потеряв его след.

Сын бросил ее в непроглядной ночи и сам скрылся в ночном мраке.

Она решила повернуть обратно к дому, надеясь, что на рассвете домой вернется и он.

Переступив порог, она прежде всего пошла проверить, спит ли Синди, затем поднялась в гостевую комнату.

Простыни свешивались с кровати, настольная лампочка валялась на полу, как и вазочка, разбившаяся вдребезги. Норма нагнулась, чтобы собрать осколки, и, заметив на ковре темное пятно, тут же отвернулась.

Пройдя дальше по коридору второго этаже, она застыла перед дверью – той самой, что вела в бывшую комнату Томми и была давно заперта на ключ.

Закрыта наглухо, как и прошлое, которое за ней скрывалось.

И вот эту самую дверь, казалось, кто-то открыл по недосмотру – и зло, которое удерживалось там столько лет, как будто заразило их вновь.

Норма спустилась в гостиную, прилегла, не включая свет, на диван и стала ждать, впрочем без особой надежды, что Томми опомнится и вернется к ней.

Там, у хижины, она увидела перепуганного ребенка, а не злодея, на которого все – все без исключения – показывали бы пальцем, предстань он перед правосудием. Никто не знал его лучше, чем она, никто не знал, через что ему пришлось пройти. Никто, кроме нее, не смог бы его понять. И сейчас он бродит где-то один в ночи. И, может, даже не посмеет прийти домой. Он был такой ранимый. И ей было необходимо снова обнять его и заверить, что она будет защищать его вопреки всем и против всех, как любая преданная мать.

У нее над головой заскрипел паркет.

Это Хейли, это могла быть только Хейли. Значит, она дала ей мало успокоительного.

Потом раздался стук в дверь и послышались крики.