сегодня займемся лютней?» – и Орион, прищурившись, взглянул на меня, словно хотел сказать: «Ага, ты бы согласилась, если бы была свободна». Я отвела взгляд. Не нужно было внушать ему ложных надежд – и себе тоже.

Мы с Аадхьей зашли в пустой класс, чтобы заняться делом, но, едва мы выбрались из толпы, она толкнула меня в бок, подняла брови и спросила:

– Ну?!

– Что?

Аадхья снова меня пихнула.

– У вас что-то было?

– Нет!

– Да ладно. Ну, посмотри мне в глаза и скажи, что там, в библиотеке, вы ни разу не поцеловались, – потребовала Аадхья.

– Ни разу! – ответила я абсолютно искренне и за ужином неохотно скормила Моей Прелести три зрелых красных виноградины; на мою долю досталась вялая дыня и бледные ломтики незрелого ананаса, от которых щипало во рту. Я строго сказала мышке:

– Не думай, что я тебя поощряю.

Та самодовольно приняла угощение и слопала виноградины одну за другой, а затем отправилась с набитым брюшком спать.

В Шоломанче почти не бывает выходных. Не потому что они бессмысленны, нет. Просто школа не может позволить себе выходные. Мы должны постоянно работать, чтобы не выключалось электричество. Поэтому от учебы свободен только выпускной, он же день поступления – второе июля. Первое января служит условной границей семестров (в этот день вывешивают рейтинг выпускников, и происходит зимняя чистка). Таким образом, в первом семестре учебных дней на один больше, и американцы решили, что эту проблему нужно обязательно решить. Поэтому каждую осень, после более или менее успешной сдачи последних промежуточных работ, у нас происходит Спортивный Праздник.

Это примечательная годовая веха – она отмечает начало опасного сезона. К тому времени злыдни, которые после выпуска прятались или растили потомство, просыпаются и пытаются пробраться наверх – ну или к нам являются их очаровательные детеныши. Конкуренция среди тварей становится все жестче. В среднем каждый седьмой младшеклассник гибнет в промежутке между Праздником и Новым годом – я гласно и неоднократно предупредила об этом свою компанию (как я ни старалась, их имена все-таки запечатлелись у меня в голове). Привязаться к малолеткам, особенно в самом начале года, – плохая идея, но после того как они вытащили нас с Орионом из задымленной лаборатории, я отчасти перестала разыгрывать надменную и недоступную выпускницу, а они больше не боялись со мной заговаривать. Как бы я ни огрызалась, их это не отпугивало.

Полагаю, исходным предназначением Праздника было поднять школьный дух. В обычных школах ребята получают возможность побегать на свежем воздухе, позаниматься спортом и поболеть друг за друга. Но здесь у нас нет ни свежего воздуха, ни школьного духа, поэтому все мы собираемся в спортзале и поздравляем друг друга с тем, что дожили до очередного Праздника. Присутствие обязательно; оно обеспечивается тем, что столовую на целый день закрывают. Фуршет, который устраивают в спортзале, – единственный способ добыть еды, причем ее выдают огромные, древнего вида автоматы, которые выкатываются только ради этого случая. Понятия не имею, где они стоят в остальное время. Что-нибудь съедобное можно получить, если сунуть в щель жетон, а жетоны дают за участие в каких-нибудь очаровательных конкурсах типа эстафеты. Атмосфера общего ликования еще усиливается оттого, что, как правило, одного-двух человек съедают по пути в спортзал: среди злыдней есть те, кто помнит даты и знает, что в коридорах и на лестницах будет фуршет для них.

В 1880 году, когда Шоломанча открылась, в спортзале действовали сложные многослойные чары, которые внушали ученикам, что те действительно находятся на природе. Этот шедевр – деревья, небо и все такое – создала отборная команда магов из Киото. Даже в те времена конклав Киото был настолько могуществен, что Манчестер не мог полностью отрезать его от строительства, а потому отделался от японцев, предоставив им постройку зала. Те отомстили, сделав зал настолько шикарным, что все, кому доводилось побывать здесь на экскурсии, ахали от восторга. На стенах до сих пор висят восторженные отзывы, чертежи и старинные фотографии, больше похожие на иллюстрации из художественного альбома с видами Японии.

Но никто вот уже больше сотни лет не видел иллюзий. После того как в выпускном зале поселились Терпение и Стойкость, наши штатные чревороты, и всю техническую поддержку школы начали осуществлять ученики, спортзал пришел в упадок. Растения засохли так давно, что даже земли не осталось, только пустые железные решетки, росписи, изображающие далекие холмы и горы, выцвели – теперь они больше напоминают пейзаж загробного мира. Только одну неделю в году, весной, на пол сыплются призрачные белесые ошметки – все, что осталось от иллюзии с цветущими вишнями. Время от времени появляются голые стволы, иногда возникает и исчезает маленькая пагода. Заходить в нее дураков нет; в любом случае если кто-то и зашел, то уже не вышел.

Но кварцевые лампы в спортзале по-прежнему работают, и места здесь вполне достаточно, чтобы активно двигаться, и потолок очень высокий, так что злыдни не свалятся тебе на голову без предупреждения. Большинству ребят нравится спортзал. Лично я почти с самого начала его избегала. Злыдни наведываются сюда постоянно; он находится на нижнем этаже, а значит, это первая остановка для тех, кому удалось пробиться сквозь охранные заклинания. В спортзал не стоит соваться в одиночку. А если мне удавалось присоединиться к чему-нибудь вполне невинному, например игре в салочки, через пять минут вся компания вдруг решала поиграть во что-то другое, предполагавшее разделение на команды, и я неизменно оказывалась лишней. Я пыталась просто нарезать круги по залу, но это было ничуть не безопаснее, к тому же другие ребята нарочно устраивались со своими играми так, что мне приходилось бежать по узкой полоске вдоль стен или пересекать извилистый кусок сероватого ландшафта, где именно и могли таиться злыдни. Никто не пытался намеренно меня подставить. То есть, конечно, я не пользовалась любовью однокашников, но главное – то, что сожрало бы меня, скорее всего, не успело бы сожрать их.

Поэтому я не хожу в спортзал. Чтобы собрать ману, я делаю упражнения в своей комнате, и у меня всегда прибывает сил, когда я вспоминаю, отчего занимаюсь этим в одиночестве: я пария, и мое присутствие нежелательно. От этой мысли хочется лечь в постель и не вставать – правда, Шоломанча все равно не позволит тебе лежать спокойно, досада какая… и если ты принимаешься за упражнения вопреки скверному настроению – вуаля, вот и мана.

Но на Праздник я хожу. Не стоит упускать возможность наесться, тем более одну из немногих в году. По крайней мере, на Празднике игры и