— Сначала? — Эви растерянно переводила взгляд с бадьи на стол и обратно. От предвкушения долгожданного удовольствия у нее даже закружилась голова. — Право, не знаю.

— В таком случае, первым делом примите ванну, — решил Мак-Алистер. — Пока она не остыла.

— Да… конечно… э-э… — Эви не могла оторвать глаз от тарелок с едой. Пожалуй, еще никогда ей не предстоял столь нелегкий выбор. — Быть может…

И тут в голову ей пришла потрясающая мысль. Подняв крышку с одного из блюд, она обнаружила толстые ломти баранины. Наколов один на вилку, она поднесла его ко рту и откусила восхитительный кусочек жареного мяса.

— Я решила совместить и то, и другое.

— И то, и другое? Вы хотите есть прямо в лохани?

— Это отвратительно, вы не находите? — прихватив с собой пилку, Эви удалилась за ширму.

Ей пришлось изрядно повозиться, чтобы раздеться — одной рукой это не так-то легко! — но она все-таки справилась и с блаженством окунулась в горячую воду. Лохань оказалась ей мала, а баранина, как выяснилось, была приготовлена не очень умело, но после двух дней безумной скачки Эви решила, что не стоит жаловаться. Она даже застонала от удовольствия.

А ведь она должна испытывать неловкость, улыбнулась про себя девушка, сидя в корыте совершенно голой всего в двух шагах от Мак-Алистера, отделенная от него тонкой символической преградой в виде ширмы. Но сил на смущение у нее уже не осталось.

— Это вы замечательно придумали, Мак-Алистер, — заговорили Эви с набитым ртом. — Вы очень внимательны и заботливы. Большое вам спасибо.

После долгого молчания он ответил:

— Не за что.

Мак-Алистер сидел и смотрел на ширму. Он не мог отвести от неё взгляда. Воображение рисовало ему яркие картины того, что происходит за тонкой перегородкой… Эви. Обнаженная. И мокрая.

Колоссальным усилием воли он заставил себя не думать о том, как она раздевается, и принялся умываться над тазиком с водой, который слуги принесли ему самому. Он даже сумел не обратить внимания на легкий всплеск, донесшийся из-за ширмы, когда она опустилась в лохань, сосредоточенно пережевывая подгоревшее мясо.

Но потом она застонала— низко и протяжно, от удовольствия — и все его самообладание как рукой сняло.

Теперь он мог думать только о ней. Об Эви. Обнаженной и мокрой.

Это ведь совсем нетрудно — встать и пройти за ширму.

Прошлой ночью она сама тянулась к нему и была такой доступной и желанной. Он, наверное, смог бы без большого труда убедить ее в том, что она должна позволить ему присоединиться к ней сейчас…

Мысль об этом показалась ему слишком соблазнительной, и, чтобы не поддаться ей, он так резко встал из-за стола, что ножки стула обиженно царапнули по полу.

— Вам нужно переодеться во что-нибудь сухое.

В бадье вновь плеснула вода, и Мак-Алистер едва не застонал сам. Ее нежные округлые колени выступают из воды, а роскошные каштановые волосы намокли, прилипая к ее алебастровым плечам… Она улыбается, кожа ее сверкает и блестит от воды…

— Прошу прощения, я не расслышала, что вы сказали, — окликнула она его.

Ему даже пришлось откашляться, прежде чем он смог говорить. Кажется, в последний раз горло у него перехватывало от желания обладать женщиной, когда он был еще подростком.

— Я скоро вернусь.

Но не слишком скоро, сказал он себе.

Эви смыла с себя грязь и пот, вытерлась насухо и теперь раздумывала, не означает ли длительное отсутствие Мак-Алистера, что он не смог найти для нее чистую одежду, и не стоит ли ей вновь надеть на себя свое старое платье, когда он наконец вошел в комнату.

Завернувшись в большое махровое полотенце, она осторожно выглянула из-за ширмы.

— Куда вы ходили?

Старательно глядя куда-то поверх ее головы, он протянул ей простую ночную рубашку и пеньюар.

— Чтобы принести вам вот это. С наилучшими пожеланиями от супруги почтенного хозяина.

— О, благодарение Богу. — Эви взяла принесенную им одежду. — Вас не было очень долго.

— Я ждал в коридоре.

Голос его звучал ровно, но на щеках выступил легкий румянец.

Эви решила, что это оттого, что в комнате слишком жарко.

— В коридоре? Но почему, ради всего святого?

— Чтобы не мешать вам.

— Вот как? Это очень мило с вашей стороны, но совершенно излишне. Ширмы мне было вполне достаточно. — Она посмотрела на столик. — А теперь вас ждет остывшая ванна и холодный ужин.

— Мне вполне хватит и ванны.

— Но…

— Я поел перед тем, как уйти.

— Да, я понимаю, но все-таки…

— Одевайтесь, Эви.

Девушку неприятно поразила его резкость, но она предпочла списать все на усталость. Вновь скрывшись за ширмой, она натянула на себя ночную рубашку и накинула сверху пеньюар. Одежда оказалась ей велика — рукава ночной рубашки свисали с кистей, подол волочился по полу, а в пеньюар можно было завернуть двух таких, как она, — но они были сухими, чистыми и мягкими, за что прониклась искренней благодарностью к Мак-Алистеру. Пеньюар она решила затянуть потуже поясом, рукава просто подвернуть, а подол Эви пришлось собрать в шлейф и перебросить через руку.

Когда она вышла из-за ширмы, Мак-Алистер уже сидел за стопой. Глядя на нее, он выразительно приподнял бровь.

— Такое впечатление, что вы буквально утонули в них.

— Да, они мне немножко великоваты, но ничего, сойдет.

Она опустилась за стол напротив него, рассеянно потирая больную ногу. Он заметил ее непроизвольное движение.

— Как ваша нога, не лучше?

— М-м? О да, намного лучше.

Мак-Алистер удовлетворенно кивнул и принялся накладывать ей на тарелку кушанья, хотя Эви предпочла бы сделать это сама.

— Вы получили травму в дорожной катастрофе?

Он задал вопрос легким и небрежным тоном, но его слова больно резанули девушку. Она не терпела любопытствующих расспросов о своей ноге или шраме, любым тоном.

— Я… да, там.

— Можете не отвечать, если вам это неприятно.

Не то чтобы ей было неприятно, нет. Досужие расспросы и нелепые сочувственные замечания досаждали и даже раздражали, но она не испытала бы ни малейшей неловкости, рассказав о дорожной катастрофе, в которую попала в детстве… наверное. Откуда ей было знать об этом? Минуло уже много времени с той поры, как она в последний раз упоминала об этом.

— Собственно, рассказывать практически нечего, — начала Эви, принимая тарелку, которую протянул ей Мак-Алистер. — Мы возвращались с празднования дня рождения, которое отмечал один из наших соседей. Было темно, карета слетела с дороги и врезалась в дерево.