Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно! – сияя улыбкой, ответила Лада. – Можете не сомневаться, я регулярно прохожу медицинское обследование. И вообще, я очень щепетильна и осторожна в отношении своего здоровья. Но разговор с вами не напугал меня только потому, что я точно знаю: маразм и стойкая козлиная вонь хоть и неизлечимые, но не заразные заболевания.
– Не совсем пойму, о чем вы говорите, девушка, – озабоченным голосом произнес отец Агап. – Кирилл Андреевич, хлеб какой прикажете подавать? Белый или черный?
– И тот, и другой! – опередила меня Лада и, повернувшись ко мне, хлопнула в ладоши: – У тебя так мило, Кирилл Андреевич! Какие замечательные люди! Просто зайчики!
– М-да, – протянул профессор, с прищуром глядя на Ладу. – Этой лисичке ни палец, ни что иное в рот не клади… Интересно, где вы нашли такой редкостный экземплярчик, господин директор? Сколько лет занимаюсь раскопками, но ничего подобного еще не видел.
Марина зевала. Она не проявляла интереса ни к разговору, ни к Ладе, ни к ужину, который в четыре руки стряпали путана и священник. Я успокоился. Мне стало ровным счетом наплевать, что думает о моей гостье профессор и насколько несдержанной может быть Лада в ответ на грубость Курахова. Завтра или послезавтра Валерий Петрович вместе со своей морально устойчивой падчерицей уедет, и мы, вероятнее всего, расстанемся навсегда. Гостиница опустеет. Отец Агап будет подметать двор и мыть бокалы, а я встану за стойку. По вечерам батюшка будет тайно лакать портвейн, а я тайно выслеживать Анну. И так будет продолжаться до конца сезона. Или вечно.
– Кирилл Андреевич, – очень серьезным тоном сказал священник, стоя передо мной и закатывая рукава. – Завтрак к какому часу приготовить?
Батюшка отчаянно боролся за освободившиеся должности кухарки, посудомойки и официантки. Дармовой хлеб, видимо, встал у него поперек горла. Я дал возможность батюшке уладить отношения со своей совестью.
– Спросите у Валерия Петровича, в котором часу он спустится к завтраку.
Священник повернулся к профессору.
– Знаете что, батюшка, – ответил Курахов. – Завтракайте без меня. Если вас не затруднит, проследите, чтобы Мариша не осталась голодной и поела без всяких там ведических выкрутасов… Пойду-ка я спать! – профессор поднялся. – До свидания, господа! – Он повернулся лицом в сторону темного угла, где сидела Лада. – Доброй вам ночи, милая!..
Лада, покачивая изящной ножкой в моей домашней тапке, салютуя, выкинула вверх руку с сигаретой.
У самого входа на лестницу профессор чиркнул зажигалкой, поднял ее повыше, но вдруг повернулся и посмотрел на меня.
– Господин директор, э-э-э… сделайте одолжение…
– Проводить вас? – догадался я.
– Именно так.
Я включил фонарик и пошел вслед за профессором. Поравнявшись с моим кабинетом, Курахов шепотом предложил:
– Может быть, зайдем на минуту к вам?
Он заинтриговал меня. Я отпер дверь, широко раскрыл ее и жестом пригласил профессора зайти. Он тотчас сел в кресло, стоящее у самого входа, видимо, опасаясь что-нибудь задеть и уронить в незнакомой ему темной комнате. Дождавшись, когда я закрою за собой дверь и зажгу декоративные свечи, похожие на маленькие ледобуры для зимней рыбалки, профессор сказал:
– На вас можно положиться, господин директор?
– Можно, – ответил я.
Он выдержал паузу, показывая мне, как следует вести беседу воспитанным людям, затем, рассматривая ногти, сказал:
– Только между нами: я собираюсь уехать завтра утром. Рано утром, первым автобусом. Вы мне должны, кажется, за четыре или пять дней проживания. Но этого долга может и не быть, если вы окажете мне небольшую услугу.
– Какую?
– Марише очень нежелательно находиться рядом со мной.
– Вы решили уехать, не предупредив об этом Марину? – озвучил я вывод, к которому профессор шел слишком медленно.
– М-м… Да!
– А чем я могу быть вам полезен?
– Мне нужно всего пять дней, от силы – неделя. Затем я вернусь сюда и, думаю, поживу в ваших высококлассных апартаментах еще несколько дней. То есть я хочу сказать, что свой номер я как бы оставляю за собой. Вас это устраивает?
– Вполне.
– Но это не все. Мариша – очень энергичная и рисковая девушка. Она не знает, куда я еду, но может начать какие-то безумные поиски. Прошу вас как мужчина мужчину: проявите благоразумие, постарайтесь ее успокоить, удержать на месте и вместе с батюшкой возьмите ее под свою опеку.
– Вы знаете, Валерий Петрович, – признался я, – опекун из меня никудышный. Мне кажется, что батюшка вполне справится без меня.
– Батюшка, конечно, справится, – несерьезно сказал Курахов и другим тоном добавил: – Меня беспокоит Уваров. Как бы он после моего отъезда не выкинул какой-нибудь финт.
– Напрасно вы воспринимаете Уварова всерьез, – сказал я то, что уже давно хотел сказать профессору. – Это вполне безобидный человек.
– Вы так считаете? Вы всерьез так думаете? – со скрытым возмущением сказал Курахов, но сам же себя приструнил: – Ладно! Сейчас не время для споров.
Он встал с кресла и протянул мне руку.
– Я на вас очень надеюсь, Кирилл Андреевич!
Оказывается, он прекрасно помнил, как меня зовут. Мы вышли в коридор. На цыпочках пройдя мимо двери падчерицы, профессор надолго застрял у своего номера, сначала отыскивая в карманах ключ, а затем – замочную скважину. Я светил ему до тех пор, пока Курахов не махнул мне рукой и не скрылся за дверью номера.
* * *
В зале, когда я в очередной раз туда спустился, затихал какой-то спор.
– …да, женат. У меня шестеро детей, – говорил священник.
– Ого, сколько наплодили! Интересно, как вы их умудряетесь прокормить?
– Не стоит беспокоиться о хлебе насущном, – уклонился батюшка. – Куда важнее собирать богатства не на земле, а на небе.
– Все это так, но кушать все равно хочется. А детишек, коль вы так активно размножились, негоже держать впроголодь.
– Душа грубеет от сытого брюха, – явно проигрывая, все еще отбивался отец Агап, отступая в темноту. – Покойной вам ночи! Покойной ночи, Кирилл Андреевич!
Откланиваясь, батюшка удалился в дальний темный угол зала и там, среди стульев, затих.
– Наконец-то! – вздохнула Лада, отставила бокал и обвила мою шею руками. – Этот батюшка очень милый человек. А Марина хитрая и лживая. А профессор жадный и самовлюбленный.
– Все-то ты знаешь! А я какой?
– Ты невыносимый зануда!.. Мы поднимемся наверх или останемся здесь?
Она мне понравилась, это факт.
Я засыпал, полулежа в кресле, как Лада змеей взвилась в постели.