Аня наконец подняла глаза, но взгляд ее был короткий.

— Покажи руки! — приказал Дальский.

Девушка медленно вытащила руки из-за спины. Алексей забрал у нее салфетку и баллончик.

— Теперь быстро мой руки и возвращайся в столовую.

Он опустился за стол, тут же перед ним возник высокий официант в белой рубашке.

— Подали в загс заявление? — поинтересовался актер.

— Да.

— Когда свадьба?

— Через два с половиной месяца. Мы сейчас ищем, куда гостей приглашать, то есть где подешевле.

— Ну, я же обещал все оплатить, так что не жмитесь, приглашайте гостей туда, где вам удобнее будет. Принеси пива швейцарского…

— Есть австрийское.

— Тащи его. Еще осетринки, икорки черной… Ну, что там обычно к пиву дают? И три кружки прихвати.

Сам Дальский привык закусывать дешевое пиво вяленой рыбой, но просить ее не стал: вряд ли олигархи еще помнят, как снимать чешую с леща или воблы. Да и вареная осетрина куда приятнее, даже для дубленого актерского желудка.

Очень скоро на столе появились бутылки с пивом и тарелки с закусками. Алексей наполнил один из бокалов и сказал парню:

— Подставляй свой. Небось, тоже пивка хочешь?

Но тот начал отнекиваться, оборачиваясь на дверь. Появилась Аня, подошла к столу. Дальский пожаловался ей:

— Вот, не хочет выпить со мной за здоровье своей невесты.

— Не отказывай начальству, Коля, — попросила девушка и как-то осторожно опустилась на стул, надеясь, вероятно, что скоро можно будет вернуться к обязанностям прислуги.

Но хозяин никуда не спешил. Завязалась даже беседа, хотя говорил в основном он, а горничная с официантом лишь поддерживали разговор. Да и пиво Дальский пил в одиночестве: Николай сделал лишь глоток из своего бокала, а девушка вообще попросила ей не наливать. Алексей поглядывал на нее: Аня интересовала его все больше и больше. Правда, она казалась грустной, развеселить и разговорить ее не удавалось.

— Всем известно, что большинство актеров — люди очень небогатые, — начал Дальский, — единственный способ хоть как-то поправить финансовые дела для них — это участие в новогодних детских утренниках. За них неплохо платят, к тому же в день всего два или три представления с примитивным текстом. И вот как-то в начале декабря в комнате одного актера раздается телефонный звонок. «Хелло, — звучит женский голос. — Мистер Сидоров? С вами говорит ассистент мистера Спилберга. Стивен начинает постановка новый филм и хочет пригласит вас на один из главные роли». — «Хау матч? — спрашивает актер. — То есть какой есть мой гонорар?» — «Фифти, то есть пятьдесят тысяч долларс в день, — отвечают ему. — А съемочный период три месяц». — «Я согласен! — обрадовался Сидоров. — А когда начинаем?» — «Завтра. Билет на самолет для вас заказан». «Э-э, не могу, — отвечает бедный актер. — У меня елки!»

Аня анекдоту не засмеялась, а посмотрела куда-то за спину рассказчика. Николай хихикнул было, но осекся, проследив за взглядом девушки. За спиной Дальского была дверь, ведущая в холл первого этажа. У входа стояла кадка, в которой росла раскидистая пальма. Алексей обернулся, увидел пальму и проходившую мимо Светлану Валерьевну.

— Это что-то новенькое, — произнесла жена Потапова, останавливаясь.

— Присаживайся, — предложил ей Дальский. И добавил: — Пива хочешь?

Светлана вошла, опустилась на свободный стул, а горничная с официантом встали со своих, ожидая указаний. Но хозяйка сама взяла чистый бокал, подвинула к себе бутылку и стала наливать пиво, наклонив бокал и не отрывая его от стола. Николай подвинул к ней тарелки с закусками. Светлана Валерьевна, не подняв головы, произнесла негромко:

— Свободен. И ты, девочка, тоже можешь идти.

Николай и Аня молча двинулись к выходу, но Алексей строго произнес:

— Оставаться на месте! Я никого не отпускал.

Причем на местоимении «Я» было сделано особое ударение.

Парень и девушка застыли на месте. Светлана поднялась, держа в руке наполненный бокал. Посмотрела внимательно на Аню, и Дальскому показалось на миг, что жена Потапова сейчас плеснет пиво девушке в лицо. Но Светлана Валерьевна отвернулась и пошла из комнаты, продолжая держать бокал чуть в стороне от себя. Подойдя к кадке с пальмой, она выплеснула содержимое бокала на землю, а потом бросила туда и стакан. Тот ударился о ствол дерева и отскочил, упав на пол. Раздался звон разбитого стекла.

— Мне надо работать, — тихо произнесла девушка, глядя в сторону.

— Да и мне пора, — вздохнул Николай.

— Хорошо, — согласился Дальский, — продолжим в другой раз и в другом месте, где нам никто не будет мешать.

Он остался один.

Но вскоре горничная вернулась, чтобы убрать осколки. Алексей смотрел, как она работает. Уборка длилась недолго. Выпрямившись, Аня бросила на хозяина короткий взгляд, а тот не отвел свой. Девушка смутилась и убежала. Реакции у нее были детские, а движения грациозные, взрослые. И тогда Дальский неожиданно понял, что Аня нравится ему.

Налив себе еще пива, Алексей закурил. Вдруг показалось, что скоро все закончится. Потому что ему внезапно открылось, для чего судьба швырнула его в чужое пространство. Стало легко и радостно. Все теперь осмысленно и просто — от легкого ветерка проскользнувшей рядом незнакомой ему судьбы, от невесомой походки девушки, скрывшейся в глубине чужого им обоим особняка, но оставшейся в его памяти. И в его душе — душе человека, еще недавно не знавшего, как улететь на крыльях непогоды в край, где ураганы не срывают с ветвей дрожащие листья, где солнце не обжигает, а греет, где под крышами домов не таятся страхи и темные мысли, а гнездятся ласточки.

Аня исчезла за широким проемом двери, там, где притаилась тишина и — ожидание счастья, которое, вполне вероятно, не случится. Ну и пусть не случится, не так уж и важно. Ожидание счастья само по себе уже радость для сердца. Счастье рядом, и этого достаточно. Аня близко, и нужно только позвать ее, чтобы увидеть снова. Может быть, он никогда не сможет взять ее за руку и произнести простые слова, которые таит в себе. Но зачем торопить судьбу, если не знаешь, что она приготовила для тебя?

Неутолимое и горячее желание любви вспыхивает в душе человека именно в тот момент, когда его сердце сковывает холодный страх смерти.

Теперь Алексей ловил каждое появление девушки, в коридорах замедлял шаг, чтобы Аня заметила его внимание и каким-либо движением или мимолетным взглядом смогла выдать себя, дать ему понять, что и она ждала случайной встречи. Но горничная лишь останавливалась, пропуская его, здоровалась тихо, а потом спешила по своим делам — протирать стекла в чистых окнах или пылесосить ковры на этажах. Видеть ее с пылесосом было невыносимо. Актер думал о ней, когда ложился спать и когда просыпался, когда мчался в «Бентли» по направлению к городу на ничего не значащую для Потапова встречу, когда сидел в кабинете офиса и отвечал на звонки ненужных ему самому людей, когда смотрел на бегущую по экрану плазменной панели строку цифр с результатами биржевых торгов или ел китайский суп из плавника акулы. Он гнал от себя мысли о девушке, говорил себе, что та — всего-навсего горничная, что все равно ничего между ними не будет и быть не может. Понимал прекрасно, что сам-то отнюдь не олигарх, а рядовой актер, и лишь случайное сходство с известным человеком дало ему возможность на короткое время посидеть в чужом кресле, изображая значительное лицо.