– А я задержался, и она ушла.

– Нет! Евгения еще здесь.

– Так что же вы сразу не сказали! – крикнул я, взбегая по ступенькам.

– Ну, народ! А я разве говорил, что… – слова наигранного возмущения стихали за моей спиной.

Я ураганом ворвался в свою комнату. Женя! Она здесь! Холодный взгляд девушки изучающе осматривал меня. Потом я заметил Сашку Евтушенко и Ольгу Карпову. Все трое сидели за столом и играли в карты.

– Тебя ждем, – первой подала голос Карпова. Ее глазки ехидно стреляли то в меня, то в Русинову. – Что-то ты долго сегодня у Ирины Глебовой задержался.

– Я учу ее водить машину! – резко ответил я.

– С утра и до вечера. Все учит и учит, учит и учит. Аж устал, бедный! А сейчас вы проходили курс ночного вождения. И телефон у вас прямо в машине установлен?

– Оля, тебя это не касается, – я старался сдержать раздражение.

– Хорошо, я умолкаю. Тебя, вообще-то, вот, – Ольга показала на Женю и замялась, подбирая нужное слово, – дэвушка ждет.

Она сознательно произнесла слово «девушка» с кавказским акцентом. Я тут же вспомнил подозрения Ирины.

– Привет, Женя, – только сейчас я додумался поздороваться.

– Салют, – еле слышно ответила Русинова. Я подошел к столу:

– Так что вы тут делаете?

– В карты играем, – развел руками Сашка.

– Поздно уже…

– Вспомнил! – с сарказмом прервала меня Ольга. – Ему несколько часов назад звонили, но он, видимо, был не в силах оторваться от процесса обучения.

– А некоторым пора домой, – я уперся взглядом в Карпову.

– Ничего себе! – возмутилась она. – После десяти, кстати, присутствие посторонних в общежитии запрещено.

– Оля, иди в свою комнату.

– Интересно! А она? Останется здесь на ночь с мужиками?

Карпова явно нарывалась на скандал или просто не контролировала свои эмоции. Евгения демонстративно встала и шагнула к выходу. Я удержал ее и обратился к Карповой, набычив голову:

– Оля! Ко мне пришел человек. Дай спокойно поговорить.

– А с Глебовой что, не наговорился? Прервал разгорающийся скандал Сашка:

– Оля, давай выйдем. Я тебя провожу.

– Не заблужусь! – огрызнулась Карпова. Рука веером бросила карты, отброшенный стул шлепнулся на пол. Она с вызывающей учтивостью раскланялась: – Спокойненькой ночки.

Хлопнула дверь. Сашка бросился догонять Ольгу. Мы остались наедине с Русиновой.

– Отпусти, – Евгения высвободила руку, которую я продолжал сжимать, потерла запястье: – Ну и пальцы у тебя.

– Извини.

Она порывисто прислонилась ко мне, доверчиво вжалась, кончик носа уткнулся мне в шею. На душе мгновенно потеплело. Я хотел обнять хрупкие плечи, но девичьи ладошки неожиданно твердо уперлись в грудь, и Женя отстранилась.

– От тебя пахнет чужой женщиной, – обиделась она.

– Почему чужой? – вырвалось у меня. Женя отвернулась:

– Хорошо, не чужой. Я ошиблась. Другой женщиной.

Я слышал, как между нами с хрустом выкристаллизовывается ледяная стенка. Женя была совсем близко, но нарастающий холод разделял нас, и я не мог его разрушить. Оправдываться было стыдно, а обманывать самую лучшую в мире девушку я не мог.

Женя села за стол, меланхолично поворошила карты. Я обреченно опустился напротив. Тонкие пальцы девушки извлекли червовую даму.

– А она тебя любит. – Женя положила передо мной карту.

– Кто, Ольга? – Я от второго человека за день выслушал эту новость и уже не знал, как возразить.

– Ты сам назвал ее имя, выходит, знаешь.

– Но она же… Ты сама видела.

– Оттого и не в себе, что любит. Поверь мне. – Она выудила из колоды бубновую даму и положила в стороне от червовой. – А еще у тебя есть Ирина. Тебе с ней хорошо сегодня было?

Я опешил и почувствовал, как заалели щеки:

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Наверное, лучше, чем со мной. Ну и славно.

– Нет! Так нельзя сравнивать, – пытался возразить, отводя глаза. Нужных слов не находилось. Откуда она все знает?

– Ты хранишь ее запах. Ты знаешь, что запах передается с потом? Когда жаркие тела плотно касаются друг друга.

Я окаменел. И вспомнил, что Ирина, ко всему прочему, одевала мою футболку. Что это – женский инстинкт? Или сознательная метка своего жизненного пространства? Глаза не поднимались на Женю, я смотрел только на карты в ее руках. На столе между двумя дамами появилась третья – пиковая. Женя сдвинула ее выше и постучала ноготком:

– Пусть это буду я. Ты не возражаешь?

Я подавленно молчал.

– И хорошо. Итак, у нас осталась трефовая дама. У тебя есть кто-нибудь еще из женщин?

– Женя, какие женщины?

– Та, которая нравится тебе, или та, которой нравишься ты. К сожалению, редко бывает, чтобы эти два чувства были взаимными. Есть? – Она пристально взглянула на меня.

А я вдруг вспомнил следователя Воронину. Ее фигуру, когда она в первый раз выходила из этой комнаты. И какой-то туманный ощупывающий взгляд, которым она прошлась сегодня по моему обнаженному телу.

– Вижу, что есть, – холодно произнесла Женя и выложила на стол последнюю даму. Четыре карты образовали своеобразный крест с пустым местом в середине. – А ты у нас будешь валетом. Вот этим. – Червовый валет лег в центр креста между дамами. – Четыре дамы вокруг одного валета. Ты, Тиша, окружен женщинами. В какую сторону ни пойдешь, везде тебя ждет страсть. А где страсть, там всегда боль.

Мы молча смотрели на крест из пяти карт. Что такое боль из-за женщины, я уже хорошо понимал. Потом ее рука смахнула карты в общую колоду:

– Я не за этим пришла.

Да, конечно! Ведь она появилась здесь не для того, чтобы играть в карты.

– Вас видели, Тиша.

Я медленно поднял лицо. Женя поймала мой взгляд:

– Вас заметила соседка с нижнего этажа, когда вы спускались вместе с Андреем.

– В ту ночь? – растерянно спросил я и сразу понял всю бессмысленность вопроса.

– Да. Она старая женщина, живет одна и любит посплетничать.

– Что она видела?

Этот вопрос был ненамного умнее, но Женя отвечала спокойно:

– Она видела, как двое незнакомых парней тащат пьяного Андрея Воробьева. Его она знала раньше.

– Она подумала, что он пьяный? – ухватился я за спасительную соломинку.

– Тогда, да. Но потом она узнала, что в эту ночь он умер. И… – пауза затянулась, Женя словно подбирала нужные слова. – И сегодня она пришла ко мне.