с тревогой:

  Сгинь, ночное колдовство.

Ангел ночи, ангел строгий

  Бдит у ложа моего.

Но в смущении бессилья

  Чистый ангел мой поник,

И трепещущие крылья

  Закрывают бледный лик.

Заклинание XIII в.

«Aux ombres de l’enfer je parle sans effroi,

Je leur imposerai ma volonte pour loi!»[4]

О, яви мне, Господь, милосердие въявь

И от призраков смерти и ларвов избавь,

И сойду я во ад, и сыщу их в огне,

Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

И я ночи скажу, чтобы свет излила.

Солнце, встань! – Будь луна и бела и светла!

Я к исчадиям ада взываю в огне,

Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

Безобразно их тело и дики черты,

Но хочу я, чтоб демоны стали чисты.

К неимущим имен я взываю в огне:

Да смирятся и, падши, поклонятся мне.

Их отверженный вид ужасает меня,

Но я властен вернуть им сияние дня,

Я, сошедший во ад, я, бесстрашный в огне,

Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

Элегия

Свершится. Замолкнут надежды,

Развеется ужас и страх.

Мои отягченные вежды

Сомкнутся в предсмертных мечтах.

Быть может, в гробу мне приснится –

Кто будет склоняться над ним,

Кто будет рыдать и молиться

Над трупом холодным моим.

Но дух мой дорогою ближней

Поднимется в дальнюю высь,

Где сонмы неведомых жизней

В созвездиях вечных сплелись.

Желтый ирис

Как хорош, как пригож мой развесистый сад,

Где узорные сосны недвижно стоят.

Весь пропитан смолой их лесной аромат.

Как хорош, как пригож мой запущенный сад.

Я устала смотреть, как струится поток,

Как глядится в него одинокий цветок,

Желтый венчик его, будто шлем золотой,

Блещет в сумраке грез непокорной мечтой.

Я пошла на лужайку, где ныла пчела,

Где разросся жасмин и сирень отжила,

Где рассыпала жимолость розовый цвет,

Где жужжанье и свет, где молчания нет.

Я бродила в тени, под навесом ветвей,

Где прохлада и тишь, где мечтанье живей,

Где по мшистой траве и бледна и чиста

Белых лилий сплелась молодая чета.

Я искала огня – и наскучил мне зной,

Но томилась душа в полутени больной.

О, как грустно одной в этой чаще глухой,

Где назойлива жизнь и неведом покой.

Я вернулась я вновь в мой заветный приют,

Где сказанья, как волны, плывут и поют,

Где журча по камням, так певуч, так глубок,

О прошедшем звенит говорливый поток.

И дремлю я, и внемлю. И грезится мне

О далеких веках, о забытой стране.

И на тонком стебле тихо клонится вниз

Символ рыцарских дней – благородный ирис.

Вальс

1.

В сиянии огней

Блестящий длился бал.

Все тише, все нежней

Старинный вальс играл.

  В кругу нарядных пар

  Плыву я сквозь туман.

  Гирляндой нэнюфар

  Обвит мой тонкий стан.

Болотная трава

Скрывает мрамор плеч,

Условна и мертва

Моя пустая речь.

  Чужой руки едва

  Касается рука,

  Ответные слова

  Звучат издалека.

2.

Этот вальс мне напомнил сгорающий день;

  Золотисто-румяный закат.

На террасе акаций подвижную тень,

  Майских девственных роз аромат.

В дымке алой, с весенним цветком на груди,

  Я смотрю в беспредельную даль.

«Где ты, радостный мой» – я твержу, – «Погляди

  На мою молодую печаль!»

Но была я чиста, и, как снег, холодна,

  И свободна, как ветер степной.

Никого не любя, я томилась одна.

  Отчего же ты не был со мной?

3.

  От пламени огней

  Устало никнет взор,

  Чело теснит больней

  Опаловый убор.

Затоптан мой наряд

В толпе безумных пар.

Увядшие висят

Гирлянды нэнюфар.

  В чужой руке мертва

  Забытая рука,

  Обычные слова

  Звучат издалека.

И в пестрой суете

Померк блестящий бал.

О девственной мечте

Старинный вальс рыдал.

«Далекие звезды, бесстрастные звезды…»

Далекие звезды, бесстрастные звезды

Грустили на небе горячего Юга.

Наскучили звездам эфирные гнезда,

К свободе они призывали друг друга.

– Дорогу! дорогу! Раздайтесь, светила!

Свободная мимо несется комета,

Огнистую косу она распустила

И мчится, пьянея от счастья и света.

«Свободы!» запели лазурные луны,

На алых планетах зажегся румянец.

От солнц потянулись звенящие струны –

И тихо понесся торжественный танец.

И дрогнули хоры, незримые оку,

Что блещут в пространствах жемчужной росою.

«Свободы, свободы! Умчимся к востоку,

Вослед за кометой с огнистой косою».

Когда же для света и радости вечной,

Исчезла последняя светлая пара,

Послышались вздохи во тьме бесконечной

Земли позабытой тяжелого шара.

– «Завет мой – гудел он – нарушил я с ними.

Я скован. Закрылись небесные очи».

И грузно цепями гремя вековыми

Он ринулся в бездну зияющей ночи.

«Отравлена жаркими снами…»

Отравлена жаркими снами

Аллея, где дышат жасмины,

Там пчелы, виясь над цветами,

Гудят, как струна мандолины.

И белые венчики смяты,

Сгибаясь под гнетом пчелиным,

И млеют, и льют ароматы,

И внемлют лесным мандолинам.

«Я хочу умереть