На следующий день к Кузьме приехали Андрей с Ниной. Разыскав на этаже, вошли в комнату, приветливо поздоровались со стариками. Те, побыв для вежливости несколько минут, оставили родню, дав возможность поговорить наедине.

— Пап, мы уже знаем от Егора, что случилось между вами. Он позвонил из больницы. Мы встретились.

— И что? Облаял, испаскудил меня до макушки? Иначе не может. Прислал сюда санитаров из дурдома, ментов. Всякие пакости про меня насочинял! Про то небось смолчал?

— Рассказал. Но не в том проблема. Хотя мы его обругали за все. Но ты его знаешь, завелся Егор. А тут еще Зинка поработала, подзавела. Не без того. Он и потерял контроль, пустился во все тяжкие.

— Ну а вам-то что? Не навестить, не проведать приехали. Что-то понадобилось от меня. Не ищите подходов. Говорите враз, чего хотите?

— Разреши ему вернуться домой. Ведь в больничной палате живут. Стыдно! Ну какие бы ни были плохие, мы — твои дети. Можно наказывать нас, выгонять из дома, но из сердца не выбросишь!

— Не дозволю ему одному в доме жить. Хотел его Женьке отписать. Да на что он мальчонке, что с ним делать станет? Ему самому одной комнаты много. Вздумал на всех вас завещание отписать. Чтоб жили вместе, как подобает. Ведь выросли. Должно мозгов прибавиться. Там места всем вам хватит!

— Не в том дело, отец. Можно и в палатке быть счастливыми. Мы не вернемся в дом. Не обижайся. Уходят не для того, чтобы вернуться. Да и не нужен он нам. Мы себе купили квартиру. Двухкомнатную, с лоджией. Так что имеем свой угол. Живем спокойно, сами. Никто нас ничем не упрекнет, не выгонит, не сунется в нашу жизнь и ничего от нас не потребует, не навяжет. Сами себе хозяева.

— Разве я виноват в ваших бедах, какие терпели от Настасьи? Она мать, я думал, сжились дружно, что только меня она пилила.

— Тебе доставались уже осколки! Мы получали полный заряд каждый день! — вставила Нина, и краешки ее губ опустились в горестной усмешке.

— Но ведь то уже минуло!

— Да! Но куда денешься от памяти? Она в каждом углу дома живет, — вздохнул Андрей.

— Закинуть надо! Ить дом для всех строил! И мне бывало горько. Но нынче все! Сумел простить ее… Ушедших злом не поминают.

— Не только она виновата, а и ты, отец! Да! И не надо только на нее все валить. Ты никем не интересовался. Ни разу не поговорил с нами, не спросил, почему решили уйти? Ты все доверил ей. А ведь считал себя отцом, хозяином. Но все это было лишь на словах. Потому и сам поплатился. Пусть позже, но не минуло… И мы не могли тебе помочь. Сами еле дышали. Хотя понимали тебя. Но исправить ничего не могли.

— Да что ж теперь-то ворошить давнее? Нет его! Живите в своем дому!

— Мы и живем! В своем! А твоего не надо! Чтоб он не развалился без присмотра, верни в него Егора. Мы все тебя о том просим…

— Не бывать тому! Я его, гада, своими руками выкинул. И не ворочу! Уж лучше продам его и поделю на всех поровну, до копейки.

— Зачем это нужно? У меня и у Ольги есть жилье. Егору его не купить. Недоступным стало. А и тебе дом не нужен. Здесь устроился. Хотя и с Егором сумел бы помириться. И жить вместе…

Кузьму будто кто ужалил. Подскочил ошалело:

— Ишь чего удумали!

— Ага! Сам не хочешь его простить, а нас уговариваешь! Коли так, покажи пример первым. Попей воды! Чего так тяжело дышишь?

— Скалишься? Отлегло у тебя! А я не дале как вчера…

— Но ты — отец! Какого вырастил, такого получил! Чего ж теперь сетуешь? На кого? Себя вини! Проглядел Егора! Но добивать его не смей! Какой ни на есть, брат он мне. Да и Зинка второго ребенка хочет.

— Опомнилась, когда уж рожалка на лохмотья изорвана! — отмахнулся Кузьма, но лицом просветлел. — И с чего это поумнела?

— Хотят, чтоб Женька не остался один…

— Она уже понесла дите?

— Вроде на третьем месяце.

— Выходит, я им помешал? — вздохнул Кузьма горько.

— Вот и помоги! Исправь свое. Времени не так уж много в запасе. А дорог каждый день. Пусть Зинка не клянет тебя, как моя жена на мать обижалась. Верни их…

— После его пакостей не пойду к ним. Отворотило от обоих. Душу не смогу уломать. Они своего первенца чуть не сгубили. И второму с ними тяжко будет.

— Отец, это им решать. Ты — только дед… С детьми и строгость бывает нужна. Сам теперь видишь. Он не хочет упустить. Но где-то перегнул. А может, поздно спохватился… Но помириться надо. Нине моей труднее всех. Но пересилили себя! И не жалеет. Чем больше в сердце доброго, тем легче живешь…

Кузьма весь этот день думал о Егоре, Андрее, Ольге. Упрек сына заставил вспомнить многое. Да, он лишь от жены узнавал, что Егор пошел в школу. В первый класс. Он никогда не спрашивал, как учится, ни разу не отвел и не встретил малыша из школы. Не помог подготовить уроки. Жена рассказывала, что сын прекрасно успевает. Беспокоиться было не о чем.

«Дом я тогда достраивал. Разве до Егорки было? С ранья до ночи вкалывал. А для кого? Кто мне помог?» — оправдывал себя.

Дом он закончил полностью, когда Егор перешел в шестой класс. Учились и Андрей, и Ольга. Он видел их спящими. И лишь на Рождество, когда выдавались свободные от работы дни, он подмечал, как выросли за год дети. Егорка всегда любил музыку. Озорную, громкую. Андрей сам с собой играл в шахматы. Ольга с детства читала книжки. Много. Разные. До ночи. Случалось, засыпала с ними в постели. Ее не ругали, не мешали. Она росла спокойной, послушной. У нее с детства, с самого первого класса была единственная подруга. С ней она и в институт поступила. Вместе окончили его. И наверное, теперь дружат.

Больше всех из детей хулиганил Егор. Когда ему надоедала музыка, он шел на улицу, гонял футбол с мальчишками, разбивал мячом окна в соседских домах. Однажды Егора побил Кузьма. Старик Акимыч пожаловался на сына за дерзость. Надавал тугих оплеух. Егор за каждую отплатил соседу. Украл скипидар у Кузьмы из мастерской и соседской корове мазнул под хвостом тряпкой, смоченной в скипидаре.

Акимыч свою корову лишь через неделю нашел. За много верст убежала скотина от дома. И даже через три зимы, увидев Егора, бежала за ним до самого центра города, норовя поддеть его в то самое место, какое он ей обжег скипидаром. Но он и на том не успокоился. Акимычеву коту пузырь с горохом привязал к хвосту. Кот чуть не взбесился. Хорошо, что кто-то вовремя пузырь отвязал. Зимой, в лютый мороз, забил печную трубу паклей. А дверь дома припер ломом. Акимыч с бабкой чуть не задохнулись дымом. А под Новый год слепил снеговика. Поставил перед самым окном. Снеговик как снеговик. Но… Шиш в окно показывал. Старуха соседка даже с метлой гонялась за Егором. Никак не могла простить, какого Деда Мороза слепил под окном и что тот сулил семье на весь год.

Остепенился он, когда окончил школу. Появились другие увлечения. Танцы и девчонки. До глубокой ночи, а то и до утра домой не возвращался.