– Кто там?

– Пять минут, Джимми-Джей.

Джимми-Джей расплылся в своей фирменной улыбке на тысячу вольт.

– Навожу последний блеск. Каков сбор, Билли?

Билли, менеджер Джимми-Джея, в отличие от него самого был худ и черноволос. Он вошел в гардеробную.

– Все продано начисто. Мы возьмем больше пяти миллионов, и это не считая гонораров за живую запись и пожертвований.

– Хорошая сумма. – Джимми-Джей с улыбкой ткнул своего менеджера пальцем в живот. – Что ж, надо сделать так, чтобы дело того стоило, Билли. Пошли спасать души.

Он не шутил, он говорил серьезно. Он верил, что может спасать души. Он верил, что спас десятки тысяч душ с тех пор, как впервые вступил на путь проповедника. Было это в местечке Литтл-Язу, штат Миссисипи. И он верил, что образ его жизни, как и перстни с бриллиантами на обеих руках, были ему наградой за добрые дела.

Джимми-Джей не спорил и не отрицал, что он грешник – водка, сексуальные похождения, – но он считал, что один только Бог может считаться безгрешным.

Он улыбнулся, когда квартет «Вечный свет» закончил под гром аплодисментов, и подмигнул своей жене. Она ждала в кулисах с левой стороны от сцены. Она вступит на сцену одновременно с ним, они сойдутся в центре, когда поднимется задний занавес и их изображения появятся на огромном экране, видном из самых дальних рядов верхнего яруса.

Его Джолин отвлечет часть внимания на себя, в огнях рампы она будет светиться и сверкать, как ангел. Когда они вместе поприветствуют толпу, она споет свой фирменный сольный номер – «В Его свете иду», – а он поцелует ей руку. Толпа это обожает. Потом Джолин вернется за кулисы, а он приступит к делу: начнет спасать души.

Серьезное дело, богоугодное дело.

Любящему взгляду Джимми-Джея его Джолин представлялась картинкой. Они двинулись навстречу друг другу. Это был обряд, отработанный годами, десятилетиями. Все шло гладко. Ее розовое платье поблескивало и переливалось в огнях рампы, ее глаза сияли, как звезды. И эти звездные лучистые глаза смотрели прямо на него. Ее волосы были похожи на гору золота, они горели так же ярко, как тройное ожерелье у нее на шее. Она запела, ее дивный голос показался ему таким же чистым и сияющим, как драгоценные камни, украшавшие ее золотые волосы.

Как всегда, ее песня растрогала их обоих до слез. Зал разразился аплодисментами. С огромной нежностью целуя руку Джолин, Джимми-Джей погрузился в облако ее духов. Он расчувствовался, провожая ее взглядом, его глаза увлажнились от слез. Потом он повернулся к аудитории, выждал, пока не смолкли последние хлопки. Наконец наступила почтительная тишина.

Экран за спиной Джимми-Джея взорвался светом. Сверкающее копье Бога прорвалось сквозь подсвеченные золотом тучи. Зрители ахнули все как один.

– Все мы грешники.

Он начал тихим спокойным голосом. Тишина стояла благоговейная, как в соборе. Джимми-Джей произносил слова молитвы, и его голос постепенно становился все громче, разрастался, он искусно нагнетал пафос, с безошибочным чутьем шоумена делал паузы для аплодисментов, восторженных криков, возгласов «Аллилуйя!» и «Аминь!».

Лицо Джимми-Джея заблестело испариной, воротник его рубашки увлажнился. Он вытер пот носовым платком одного цвета с галстуком. А когда он сбросил белый пиджак и остался в белой рубашке с цветными подтяжками, зал взревел от восторга.

Души, думал Джимми-Джей, он чувствовал, как они воспаряют к свету. Поднимающиеся, расправляющие крылья, сияющие души. Пока его громоподобные слова звенели в воздухе и отдавались эхом, он поднял третью из семи бутылок с водой (в каждую было добавлено чуток водки), которые ему предстояло выпить за время проповеди. Все еще отирая пот с лица, Джимми-Джей жадно отпил одним глотком чуть ли не полбутылки.

– «Что посеет человек, то и пожнет», – говорится в Книге Книг. Так скажите же мне, будете ли вы сеять грех или вы посеете…

Он закашлялся, взмахнул руками, схватился за ворот и рванул галстук. Захрипел, отчаянно втягивая воздух, его крупное тело забилось в конвульсиях и рухнуло. Джолин с отчаянным визгом бросилась к нему на своих сверкающих розовых каблучках.

– Джимми-Джей! О, Джимми-Джей!

Толпа ревела, этот рев превратился в вой, плач, выкрики ужаса и сочувствия.

Увидев остановившийся, остекленевший взгляд мужа, Джолин лишилась чувств. Она рухнула на мертвое тело мужа, и их тела образовали бело-розовый крест на полу сцены.

Сидя за своим столом, Ева сократила список имен до двенадцати новорожденных мужского пола, крещенных в церкви Святого Кристобаля в промежутке времени, примерно соответствующем возрасту убитого, и получивших при крещении первое или второе имя Лино. В резерве у нее было еще пятеро родившихся в пограничные годы.

– Компьютер, стандартную проверку имен из списка. Поиск и… стоп, – добавила Ева и тихо выругалась себе под нос, когда подал голос ее полицейский коммуникатор.

– Даллас.

Сообщение для лейтенанта Евы Даллас. Явиться в Мэдисон-сквер-гарден. Крытый комплекс «Клинтон». Подозрение в убийстве отравлением.

- Принято. Жертва опознана?

Ответ положительный. Жертва опознана как Дженкинс Джеймс Джей. Немедленно явиться на место в качестве ведущего следователя. Детектив Делия Пибоди будет уведомлена.

- Еду. Откуда мне известно это имя?

– Глава церкви Бесконечного света. Ах нет, Вечного света. Точно, Вечного света, – сказал появившийся на пороге кабинета Рорк.

Ева прищурила глаза.

– Опять священник.

– Не совсем, но в этом диапазоне.

– Черт. Черт. – Ева взглянула на свою работу, на списки, на файлы. Может, она сбилась с пути, не туда свернула? – Мне надо ехать.

– Давай я поеду с тобой.

Она хотела отказаться, хотела попросить его остаться дома и продолжать поиск. Но это не имеет смысла, подумала Ева, если искать придется убийцу священников.

– Почему бы и нет? Компьютер, продолжить поиск, сохранить данные.

Принято. Работаю… - объявил компьютер, пока Ева направилась к двери.

– Ты думаешь о мертвом священнике, мертвом проповеднике, о том, что неправильно ведешь следствие.

– Если окажется, что этот парень выпил цианистый калий, я думаю, это не случайное совпадение. Черт, это не имеет никакого смысла. Бессмыслица какая-то.

Ева тряхнула головой, прогоняя эти мысли. На место преступления надо выйти с непредвзятым взглядом. Она зашла в спальню, переоделась, застегнула кобуру.

– На улице уже похолодало. – Рорк передал ей короткую кожаную куртку. – Должен тебе сказать, что я пока не нашел никаких крупных ограблений, укладывающихся в твою схему. Нет таких, где деньги спрятаны и ждут хозяина, а исполнители не арестованы. По крайней мере, – добавил он, – нет таких, где я лично не знал бы подробностей.