Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Диалоги с соседом Добровых по коммуналке В. Я. Алексеевым
Дом Добровых в Малом Лёвшинском переулке, 5, в котором до ареста в 1947 году прошла жизнь писателя Даниила Андреева, был открытым московским домом.
О доме Доброва в своей мемуарной прозе “Начало века” в главе “Старый Арбат” вспоминал Андрей Белый: “…Дом угловой, двухэтажный, кирпичный: здесь жил доктор Добров; тут сиживал я, разговаривая с Леонидом Андреевым, с Борисом Зайцевым…” До революции и после в доме побывало множество знаменитых людей: Андрей Белый, Константин Игумнов, Леонид Андреев, Борис Зайцев, Марина Цветаева.
Глава семьи Филипп Александрович Добров (1869–1941) был известным в Москве доктором, работал в Первой Градской больнице. В семье Добровых старшему сыну полагалось наследовать профессию врача, поэтому Филипп Александрович и стал доктором, хотя страстно любил историю и музыку, которую хорошо знал, прекрасно играл на рояле. Женой доктора Доброва была Елизавета Велигорская, тетка Даниила Андреева. В этот дом после смерти матери, любимой жены Леонида Андреева, Шурочки Велигорской, привезла Даниила его бабушка Евфросинья Варфоломеевна Велигорская (Буся).
Когда я писала об истории дома в Малом Лёвшинском и тех, кто с ним был крепко связан, я не знала самого главного – где же он стоял. Его давно уже разобрали, и след дома исчез. И вот уже после выхода книги стали приходить всё новые свидетели, соседи и рассказывать всё новые подробности.
С середины XVII века в этих местах находилась слобода стрельцов, где была построена церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Лёвшине. Ее каменное здание возвели в начале XVIII века. Теперь на месте одной части дома в Малом Лёвшинском переулке кусты и асфальтированная дорожка. А на другой по адресу – Малый Лёвшинский, дом 5, корп. 2, – возвышается восьмиэтажный элитный жилой дом “Стольник”, буквально втиснутый в историческое пространство.
Зимой 2016 года я ходила по этим местам с соседом Добровых по коммуналке Вячеславом Яковлевичем Алексеевым. Он-то и показал мне, где стоял дом Добровых, и рассказал, что ему запомнилось (хотя ему было всего пять лет), когда Даниила Андреева арестовывали. Событие это было настолько ярким, что отпечаталось в его детском сознании.
В. А.: Родился я в роддоме Грауэрмана. Когда жили здесь Добровы, случилась революция, и в 1923 году позакрывали все монастыри в Москве, ну почти все. По крайней мере, Новодевичий монастырь точно. Там служила монахиней тетя Феклуша, дедушкина сестра, и когда Добровых уплотняли, ее подселили к ним, и она стала работать у них стряпухой.
Замечу в скобках: в письме Е. М. Добровой к Вадиму Андрееву от 5 марта 1927 года за границу, куда он уехал после революции, есть упоминание о монахине, которая жила в Добровской семье: “…живет у нас Феклуша, которая ходила за маминой и Бусинькиной (бабушка Вадима Андреева. – Н. Г.) могилами, а теперь живет у нас, так как ей некуда деваться”[37].
Н. Г.: Это была ваша двоюродная бабушка?
В. А.: Да. Я ее смутно помню, она умерла в 1945-м. Ей было под восемьдесят. Жили в полуподвале кухни у Добровых.
Н. Г.: Получается, ее поселили к Добровым, а ваша мама уже потом приехала к ней, своей тете, жить?
В. А.: Да, все верно. Мама с 1919-го, значит, приехала она сюда в 1933 году. То есть семейство Добровых уже десять лет как было уплотнено. Мама поступила в техникум при заводе “Серп и молот”. Начала работать по зерносушилке элеватора. Чертежник, а потом инженер-конструктор. Вот вся ее карьера. Прожила она восемьдесят три года. Я появился на свет в 1942-м, осенью.
Н. Г.: А где была комната тети Феклуши?
В. А.: Значит, в первой комнате, если от парадного входа, жил Даниил Леонидович со своей женой Аллой. Дальше Ломакины, Мартыненко, Макаренко, потом была кухонька, напротив кухни жила моя мама, сначала с тетей Феклушей, а потом это стала ее комната. Их комната – бывшая туалетная, то есть умывальня. Да и рядом ванная. В комнате был двадцать один метр, она была разделена вдоль как бы буквой Т: перед входом маленький тамбур и дальше комната в два окна. В другой половине жила некая Ольга, я ее очень смутно помню, такая решительная дама из рабфака. После того как забрали Андреевых и Коваленских, она выехала, ей дали комнату, отдельно где-то, все намекали, что она сексот или кто-то в этом роде. Мама про себя рассказывала, что ее тоже вызывали на Лубянку, но она им сказала: “Я повешусь”.
Еще одно упоминание о Феклуше есть в воспоминаниях о Данииле Андрееве: “Я так и не узнала, была ли здесь у нее (имеется в виду сестра Екатерина Михайловна Велигорская-Митрофанова. – Н. Г.) своя комната, или она ютилась вместе со старой няней Феклушей в полуподвальной кухне, довольно просторной и мрачной, где мы с нею беседовали во время наших посещений”[38].
Схема квартиры Добровых. Надпись: “Доктор Филипп Александрович Добров и его семья. Москва.
Пречистенка, Малый Лёвшинский пер., дом № 5, кв. 1”. Рисунок Бориса Бессарабова. 1919
В. А.: Аресты были в апреле 1947 года. Москва только вышла из войны, хотя носили еще, как я помню, стратостаты, еще были кресты на окнах…
В тот день около дома стояла полуторка. Вы такие машины, наверное, видели в кино. Внутри сидели автоматчики. Мы возвращались откуда-то домой, и я помню, как нам сказали: “Кто вы такие?” Потом меня с моим товарищем, Лёшей Ломакиным, сыном Василия Васильевича Ломакина, закрыли в комнате, а мы же обычно бегали. Но тогда нас не выпускали. И вдоль коридора стояли четыре человека автоматчиков…
Н. Г.: Прямо с автоматами?
В. А.: Да, да… Может, кто-то и с винтовкой, но автоматчики точно были. Потом, где-то через неделю, как я понимаю, когда Даниила Леонидовича уже забрали, прибегает Александра Филипповна (Доброва, сестра Д. Андреева. – Н. Г.) к маме моей, Анне Петровне: “Анечка, мы ни в чем не виноваты, дай нам, пожалуйста, икону, чтоб нас спасти! Чтобы Спас защитил нас!” У нас была икона тети Феклуши, из Новодевичьего монастыря, старинная, я думаю начала XIX века. Мама сняла икону, отдала им. Хорошая икона очень, а она отдала нам свою домашнюю икону Богородицы Казанской, кажется.
Н. Г.: А следующие аресты вы помните? Как забирали остальных?