— Все знают, что Илюхин дед отбил у Аэйтами невесту. Одну из дочерей священника. Они должны были с Аэйтами пожениться. Но кончилась война, и финнов прогнали. Хозяин звал невесту с собой, но пастор не отпустил. Сказал, что дочь умрет там, где родилась.

Четвертая версия. Отлично! Сколько еще сказок у них тут сочинили?

Хотелось спросить, откуда мелкая все это знает, но шевелиться было лень. От каждого движения по телу пробегали неприятные мурашки, как будто организм заранее сопротивлялся возможному холоду. Такому, что был в реке. Сейчас тепло, но холод может вернуться. Никиту опять бросят в воду. Поэтому лучше было замереть. Чувствовать тепло от костра, жмуриться, глубоко дышать. И даже улыбаться. А вопросы задавать — нет, не надо. Говорит себе человек и говорит.

— Финны ушли, сюда заселили народ со всей России. Илюхин дед тоже приехал. Он увидел дочку пастора и влюбился. Она согласилась выйти за него замуж. Но вскоре умерла. И другие ее сестры умерли. И пастор тоже.

Поумирали — ага, правильно, должны же были призраки откуда-то взяться. Поумирали, но далеко не ушли. Тут остались. Хранят семейную тайну. Так бывает. Бдят проклятие. Записочки друг другу пишут.

Записки! Кто-то передал ему в Доме Трех Смертей записку. Шевельнулся. Тело мгновенно отозвалось мурашками, дрожью. Мурашки ударили в мозг. Начав было движение — хотел дотянуться до висящих на ветке джинсов, — Никита снова вернулся в сложенное состояние: обхватил рукой подтянутые к подбородку колени, а нос уткнул в кружку с горячей водой. Кружка металлическая, помятая. Ее Полинка вытащила из кустов. А еще в кустах жила такая же помятая кастрюля. Тоже из тусклого металлического материала. Через ручки кастрюли была продета проволока.

Впервые такое видел. Он привык, что все окружающие его предметы более-менее новые. Дома если что-то надкалывалось или гнулось — сразу выбрасывалось. А тут, значит, хранилось и дальше использовалось.

Полинка посмотрела на шевельнувшегося Никиту, подождала — может, что скажет. Не дождалась, поэтому вновь начала тыкать палкой в костер — в огонь подбрасывались куски дерева от рухнувшего пандуса. Поправила кастрюлю, подвешенную к вполне качественной железной треноге.

Видно было, не первый раз здесь костер жгли. И не второй. И не третий. Кастрюлю кипятка Никита уже выпил. Вода была на удивление вкусная, даже как будто сладкая. Вот не думал, что простой кипяток может приносить столько удовольствия!

— А потом тут стали дома гореть. — Полинка задумалась над закипающей водой. — И первой сгорела усадьба Аэйтами. А в ней новый председатель — брат деда Ильи. Так каждый год: горит дом и кто-нибудь погибает. И только дом Илюхиного деда ничего не брало.

Она покопалась в костре палкой, словно хотела что-нибудь найти. Не нашла. Уставилась на Никиту. Никита покивал. Не брало так не брало. Бывает.

— Погоди… Так Обидины — это…

— Это Илья. Ну, семья его.

Стало немного обидно. Нет никакого Барлога с семихвостой плеткой.

Полинка уперла свою палку в землю, опустила подбородок на кулак:

— Бумажный комбинат стал разрастаться, народ новый приехал — вроде бы как нормально, что люди умирают. На это и внимания не обращали. А потом комбинат закрыли, народ уехал, смерти стали заметней.

Полинка замолчала. Никита опять кивнул.

Заметней… И это бывает. Никита читал, что в мире за минуту умирают больше ста человек, из них двое погибают в автокатастрофах. А рождаются двести младенцев. Никита тогда еще удивился: куда же такая толпа девается? Что-то там еще было про землетрясения. Их, кажется, две штуки за минуту происходит… Чего пугаться ежегодно умирающим в заброшенном поселке? Нормальное явление. Вот если бы не умирали…

Хмыкнул, представив целый поселок вечных зомби.

— Больше всего умирало людей в Доме Трех Смертей. Там три или четыре семьи жили. И каждый год — то девчонка в лесу заблудится, то с крыши кто навернется, то замерзнет кто зимой. Приезжие еще много помирали.

С приезжими всегда так — сначала приедут, потом помрут…

Никита прикрыл глаза. Было тепло и местами даже хорошо.

— А что дом? — спросил и сразу чихнул. Лучше бы и дальше молчал. Чихал потом минут пять.

— А ничего, — пожала плечами Полинка, кофта традиционно сползла на локти. — Его купил кто-то. Только пока не живет.

Никита еще раз чихнул, прогоняя по телу неприятный рой мурашек. Не живет, потому что знает — пока тут бродит Хозяин, кирдык ему в этом доме.

— Паша заклад ищет, — хрипло произнес Никита. — Говорит, что проклятие на заклад делалось. Заклад в Доме. Поэтому Хозяин там бродит.

Полинка вздохнула:

— Бродит… Он пока своего не добьется, будет ходить. А потом исчезнет. До следующего лета его никто не увидит.

Пришла очередь Никиты вздыхать. Веселая у них тут жизнь.

— В кипяток бы смородиновый лист, — вдруг сказала Полинка, глядя в пламя. — Но за ним идти далеко. Или малину.

Никита почесал локоть, сбрасывая с плеча толстовку. После «водных процедур» Полинка заставила его снять мокрое и отдала толстовку. Его родную любименькую толстовку. Слегка грязную, но вполне еще живую.

За локтем зачесалось плечо, а потом сразу напомнили о себе все вчерашние царапки. Никита сжал кулак. Стоп. Хватит. Вчера уже все расчесал.

Полинка решительно вогнала палку в огонь.

— Мы уже какой год волнуемся, что следующим будет Илья! Он же Обидин. Так во всех книжках написано. Про месть. Что она должна быть отложенной. На детях или внуках.

— Куда отложенной?

— Ты чего, Пушкина не читал?

Вопрос заставил Никиту замереть. Пушкин-то тут при чем?

— Мы в школе проходили. Эту… — Девчонка потерла кулаком лоб, оставляя на нем черные следы. — Как его… Ну, где вишню ели… а потом стрелялись.

— Черешню. — Никита внимательней посмотрел на мелкую. Они года два назад проходили «Повести Белкина», Никите было двенадцать. Мелкой сейчас гораздо меньше. Ей лет восемь. Или десять… Или здесь школа вундеркиндов? Сумасшедших вундеркиндов…

— Да не важно. Как там? «Дуэль»? Нет, не «Дуэль». А! «Выстрел». Герой хотел отомстить и специально ждал несколько лет, чтобы застать врага врасплох.

Никита закрыл глаза. Как же звали главного героя?.. странное имя… Сольфеджио… Сальери…

— Ну помнишь? — Полинка приняла Никитины закрытые глаза за попытку уйти в сон. — Они стрелялись, но гад этот ел черешню, и главный герой не стал стрелять…

Никита кивнул. Сколько же лет Полинке? Выглядит как будто еще в началке учится.

— Вот и тут так же! — радовалась мелкая. — Аэйтами дождался, когда все в Илюхиной семье станет хорошо, и решил сделать плохо. Ленин только его останавливает.

Конечно, Ленин такой. Он очень плохо на призраков действует. Как посмотрит на них своим фирменным прищуром, так они сразу врассыпную. В смысле рассыпаются в прах.