Кристина хмыкала – негромко, чтоб не услышали, – и возвращалась «к себе», где ждали тетради и учебники. Не школьные, а одалживаемые доброй биологичкой «продвинутые». Девушка точно знала: поступить нужно с первого раза, больше ее не выпустят. Еще и сейчас неизвестно, какую битву придется выдержать. Хотя почему неизвестно – очень даже известно.

Но об этом лучше было не думать. Сиди, разбирайся в эфирах и катализаторах, в нейронах и ложноножках, в формуле Виета и прочих факториалах. Математику Кристина не любила, потому что не очень-то понимала, но куда денешься – сдавать-то надо.

Биологичка все так же одобрительно улыбалась:

– Тебе, девочка, непременно нужно учиться дальше. И не пугай себя, поступишь. Ты упорная, голова у тебя хорошо работает. Ты многого сможешь добиться. Не в чистой науке, это не твое. А вот, скажем, фармацевтика… Кто знает, может быть, именно благодаря твоим усилиям человечество получит лекарство от рака… Или от старости, – вздохнув, добавляла она. Лет через десять упомянула бы, вероятно, и лекарство от СПИДа, но тогда об этой «чуме» еще и слыхом не слыхивали.

Но стремление уехать действительно стало почти нестерпимым. Все боялись выпускных экзаменов, а Кристина дождаться не могла, дни считала – как до праздника какого-нибудь.

Мать, разумеется, встала на дыбы.

Какая еще Москва?! Чего выдумала? Ладно бы еще в Тверь, да и то, жить-то там где, в общежитии, где разврат сплошной? Если уж учиться приспичило, надо поближе к дому. Вон в райцентре хороший техникум, а в Сахарове даже институт, калининским считается, а до нас рядом совсем, туда автобус ходит, да и своими ногами не так далеко, часа за полтора дойти можно. Если ты такая умная, то, может, и поступишь. Выучишься на бухгалтера, устроишься на МТС, будешь в теплой комнате бумажки перекладывать – чего лучше-то?

Мать трудилась кладовщицей-учетчицей и почитала это великой удачей – работа «под крышей», не на улице в жару да в слякоть, не за прилавком, где тебя всякий обругает. А учетчица – немаленький человек, ее просто так не обругаешь. И дождь на нее не каплет, и мороз ее не морозит.

Кому ты там нужна, в этой Москве? Вот еще выдумала, сельский институт ей не нравится, ей самый лучший подавай! Ждут ее там, все жданки прождали! Ждут-то ждут, да не в институте! Там же вон что творится, Клавка-буфетчица рассказывала: схватят прямо на улице, в машину запихнут и увезут. И запрут в подвале, чтобы всяких бандитов ублажала! Вот тогда и узнаешь, что такое – в Москву поеду!

Хотя именно в Москву мать регулярно наезжала – а в последние годы и вместе с Кристиной в качестве тягловой силы – за продуктами и разным прочим. Но говорила так, как будто это были две разные Москвы.

И вот ведь удивительное дело. Когда Кристина, каждые пять минут прижимавшая ладонью левую полу тощей курточки (там во внутреннем кармане лежали документы и немного денег), вышла из электрички на перрон Ленинградского вокзала, ее накрыло душной волной паники. Это было очень странно. Вроде бы не раз уже плотная толпа таких же «продуктовых туристов» выносила их с матерью на эту или на одну из соседних платформ, вроде бы все уже видено, вроде бы ничего не изменилось. То-то и оно, что «вроде бы». Разноголосая привокзальная толпа вдруг испугала девушку. Москва всегда была большая, а теперь она словно разбухла, задышала, как гигантское чудовище, залязгала, как исполинская безжалостная машина. А сама Кристина, наоборот, уменьшилась – крошечная песчинка, угодившая в водоворот бетономешалки. Или зернышко в бункере элеватора.

Лучше уж зернышко, чем песчинка, грустно думала она, когда плотный многоголовый поток нес ее в глубины метро. Хотя какая разница…

Пока добралась до института, пока стояла в очередях – эту бумажку сюда, другую туда – день плавно перешел в вечер, приходилось бегом лететь в общежитие, не на улице же ночевать или на вокзале. Вряд ли перед ней закрыли бы дверь – в конце концов, абитуриенты приезжают в разное время – но Кристина все равно боялась опоздать.

А первый экзамен назначили уже на завтра! Ну вот так получилось. Пока скандалили с мамой – громко, несколько дней подряд, с запиранием дверей и демонстративным выбрасыванием ключа – пока бегала по райцентровской поликлинике, собирая справки «специалистов», которые и работали-то не каждый день, пока то да се, уехала в последний день.

На первый экзамен – биология устно – Кристина опоздала. Нет-нет, к институту она пришла не то что вовремя – загодя. За полчаса до начала. Но оказалось, что полчаса – это совсем недостаточно, чтоб разобраться в лабиринте коридоров и лестниц. Она бегала в этом лабиринте, как лабораторная крыса, тычась во все двери подряд и от волнения не понимая, куда показывают развешанные для абитуриентов стрелки и что на них написано. А стрелки часов двигались так стремительно, так неумолимо! А у нее еще и фамилия в самом начале – Антошина. Ужас! Вызывать-то наверняка по алфавиту будут.

Когда на подгибающихся ногах и с пересохшим от ужаса горлом Кристина отыскала наконец нужную аудиторию, часы беспощадно сообщили, что экзамен уже восемь минут как начался…

Может, ее еще не вызывали? Ну мало ли… Кого бы спросить?

Возле дверей сгрудилась изрядная толпа таких же, как она, абитуриентов. Почему-то лица у них были не перепуганно-настороженные (кого сейчас вызовут? меня? уф, не меня еще), а… веселые. Как будто тут происходит не экзамен, а что-то очень забавное.

Кристина пробилась поближе: высоченная и, должно быть, тяжелая дверь была закрыта. Один из ее «соратников по несчастью», согнувшись в три погибели, приник к замочной скважине. Рядом раздавались смешки и странноватые реплики вроде «и долго они бегать будут?», «сеткой надо, сеткой».

– А вызывают по алфавиту? – дрожащим голосом спросила Кристина у полной белобрысой девушки в зеленом сарафане.

Та лениво покачала головой и ответила непонятно:

– Не-а, еще не поймали.

Кристина опешила. Не поймали? Что за…

– Кого не поймали?

– Ну крысу свою, – пояснила та.

Понятнее не стало.

– Крысу?

– Ты опоздала, что ли? – Зеленая толстуха добродушно усмехнулась. – Крыса у них сбежала. Из вивария, тут неподалеку, на них какие-то опыты ставят, не знаю. Видать, какая-то ценная. И как-то в экзаменационную аудиторию забежала. Вот они там закрылись и ловят. Вроде из этой аудитории сбежать некуда, – слово «аудитория» белобрысая произносила с явным удовольствием. – Так что стой спокойно. Пока не поймают, не начнут.

Крыс Кристина не любила. Жадные серые твари, готовые сгрызть все, что хотя бы слегка напоминает еду (например, кожаные туфли), и способные пролезть куда угодно, в самый плотно закрытый ящик. Она вспомнила, как приходилось чистить «побитую» крысами картошку. Бр-р-р, гадость. Но… здесь-то крыса лабораторная, а это же совсем другое дело! Может, на ней какое-нибудь суперлекарство испытывают, которое спасет миллион человек… Ну или не испытывают, не важно. Кристину-то эта крыса уже спасла! И звучит похоже: «Крис» и «крыса». Прямо какое-то счастливое совпадение.