– Такова уж она есть, – сказал Рене, – творить добро – ее призвание. Она встретила страждущего и не смогла пройти мимо. К тому же, я предполагаю, что она сразу увидела в тебе нечто такое, чего не могли видеть остальные.

– Сегодня мне открылось многое, – продолжал размышлять вслух Маруф. – Она не стала бы просто так говорить, что любит меня. А если любит, почему отвергла? Ты в иносказательной форме дал мне понять, что она не свободна. Что-то держит ее, или… кто-то?!

Очевидно, эта мысль только сейчас пришла ему в голову, потому что лицо его вдруг потемнело, взгляд стал опасен и засверкал знакомыми колючими искрами, услужливое воображение мгновенно ввергло его в неистовый гнев. Едва сдерживаясь, он тихо проговорил со зловещей пугающей интонацией, так, что даже слушателям стало не по себе:

– Если кто-то удерживает ее силой, то ему придется познакомиться с Белым Шейхом, и тогда этот мерзейший из тварей пожалеет, что родился на свет!

– Успокойся, Маруф, – сказал Рене, вздрогнув от звука собственного голоса, – никто на нее не посягает. Что ты сам себя заводишь, в самом деле? Напридумывал черт знает что! И вообще, когда в следующий раз в тебе проснется Белый Шейх, пожалуйста, предупреждай заранее, а то кто-нибудь заикаться начнет.

– Прошу прощения, – извинился Маруф, поднимая с земли и подавая Мари сумочку, которую та выронила при явлении Белого Шейха, – такое предположение способно лишить человека всякого самообладания.

– Давайте фотографироваться, – робко предложила Мари, отходя подальше, – сначала я вас сниму, а потом вы нас с Рене.

Мужчины последовали ее совету, и скоро все увлеклись позированием на фоне Москвы-реки. В светлом вечернем сумраке все снова представилось легким и радостным. Постепенно город раззолотился огнями и расцветился рекламами.

Спустя некоторое время Маруф сказал Андрею:

– Вон там две большеглазые гурии уже давно наблюдают за нами. Это не твои ли знакомые?

Андрей повернул голову и увидел Тоню с подругой. Глаза у них, действительно, были вдвое больше обычного.

– Андрюша, – подбежала Тоня, – а я смотрю, ты ли это!

Она бросилась его обнимать, настойчиво заглядывая в лицо.

– Тоня, подожди, – смущенно повторял Андрей, отворачиваясь и пытаясь разомкнуть ее захлестнувшиеся удавкой руки, – ты же видишь, я не один. Это неудобно сейчас. Встретимся позже.

– Но ты не отвечаешь на мои звонки. Андрюшенька, ну прости, прости. Я знаю, что ты обиделся. Ну погорячилась я. У меня просто было плохое настроение. Да пусть остается твоя собака – мне совсем, совсем все равно. Скажи, что ты меня простил, – прижимала к себе Тонечка захваченного врасплох Андрея.

Сегодня на ней был роскошный длинный парик, и выглядела она сногсшибательно. Решимость оставляла Андрея, воля слабела; он чувствовал себя, как наркоман, который знает, что надо остановиться, но не может.

– Я буду ждать тебя дома через два часа, – сдался он, презирая себя за малодушие, – там и поговорим.

– Давно бы так, – сказала Тоня.

Для нее все снова встало на свои места.

– С кем ты здесь тусуешься? Это кто, иностранцы? Какие у тебя с ними дела? А ну давай, колись, – жеманно переключила она свое внимание на новых друзей Андрея, которые деликатно отошли в сторону и дожидались его, беседуя вполголоса. – Какие все клевые! А вон тот, высокий, просто супер! Не познакомишь?

– Зачем тебе? Они не говорят по-русски. – Он снова разозлился. – Тебе кто нужен, я или иностранцы?

Тоня выкатила на него глаза:

– Какой ты стал брюзга! Ты никогда так со мной не разговаривал. Хорошо, я пошла. Надеюсь, дверь ты мне сегодня откроешь.

Она взяла под руку подругу, которая за все время разговора не теряла времени даром и строила глазки Маруфу. Тот ласково улыбался в ответ, как делал это всегда в обращении с женщинами.

– Классный волчара! – заключили обе, окинув напоследок объект призывным взглядом.

– У тебя красивая девушка, – сказал Маруф Андрею, когда потерпевший поражение бунтарь вновь к ним присоединился.

– Ты слышишь мнение знатока, – не упустил ввернуть колкое словцо Доменг, – у него богатый опыт по этой части. Может, поделишься с нами?

Маруф и бровью не повел, лишь натянул ему кепку на нос. Что касается Андрея, тот сделался рассеян, разговор поддерживал с трудом и через полчаса распрощался, составив предварительно план осмотра достопримечательностей на завтра.

Доменг заглянул в колодец, откуда тянуло свежей прохладой и мерещился в сырой глубине слюдяной отблеск света на черной воде.

– У-у, – улегшись грудью на сруб, крикнул он в темный зев колодца. Звук его голоса поскакал упругим мячом по деревянным стенкам и сгинул.

Засунув руки в карманы, он послонялся по двору, осмотрел высокую поросль золотого шара, растущего у деревянной изгороди, потом, лавируя между клубничными грядками, прошел к дощатому сараю, где деловито ходили куры под бдительным присмотром гордого белого петуха. Тот заклекотал при виде дерзкого соперника, посягающего на законных жен, и наставил на него взыскательное око. Доменг, сообразив, что забияка сейчас задаст ему жару, не растерялся, схватил старую швабру, стоявшую у сарая, и приготовился к обороне. Проведя серию атак на швабру и не достигнув перевеса, чванливый задира отступил, оставив на арене сражения несколько белоснежных перьев.

– Тебя бы к нам в Замбоангу на петушиные бои, – пригрозил Доменг, – спеси сразу бы поубавилось.

Он посмотрел на юг. Отсюда уже и до родного Минданао недалеко. Прошлым летом ему удалось побывать дома. Пока за близких тревожиться не приходилось. Отец по-прежнему промышлял рыбной ловлей, а как только заканчивался сезон дождей, подрабатывал на морских прогулках для туристов на яхте, подаренной Маруфом. Доменг тоже посылал им сколько мог – так он чувствовал себя спокойнее. Маринг подросла – еще немного, и она расцветет юной девичьей красотой. В ее худенькой стройной фигурке и в чистых очертаниях личика угадывалась та особая утонченность, которая свойственна филиппинским девушкам. Свои иссиня-черные, гладкие как полотно волосы она, подобно своим подругам, любила украшать цветами сампагиты – местной разновидности жасмина.

«Теперь ей уже шестнадцать, – думал Доменг с нежностью. – Уж ей-то я не позволю горбатиться на чужих людей». Маринг писала, что многие ее подружки, едва окончив школу, нанимаются нянями или горничными за границу, чтобы их семьи могли свести концы с концами. Мать сообщила, что у девушки появились поклонники, распевающие серенады под окнами. Матушка Фели постоянно держала наготове лохань с водой, чтобы отгонять настырных ромео.

Дедушку Итоя время не брало – жилистый вьюн и балагур, он уже всем надоел своими рассказами о путешествии на Борнео, приукрашенными вымышленными подробностями и преувеличенными опасностями, избежать которых удавалось благодаря его храбрости и смекалке. Сейчас там дожди, да и здесь того и гляди налетят муссоны, тогда ливней не миновать. Лесничий Петр Григорьевич, в доме которого они остановились перед походом до Сихотэ-Алинского взморья, времени, выбранного для экспедиции, не одобрил.