Вырывая Дженну из небытия, зазвонил телефон возле кровати. Тайрен не обращал внимания на звонок и с игривой нежностью целовал шею Дженны. Но ей пришлось ему напомнить, что может позвонить и Марта, мало ли что там с Синди.

— Конечно, — задыхаясь, сказал Тайрен. — Мне еще нужно к этому привыкнуть. — Он схватил телефон и посмотрел на определитель. — Нет, всего лишь мой поверенный. Бизнес не знает выходных, — улыбнувшись Дженне, добавил он.

Романтическое настроение мгновенно улетучилось.

— Да, понятно.

Тайрен, коротко поговорив по телефону, вернулся к постели и наклонился над ней.

— Дженна, давай не будем… — почти умоляюще произнес он.

— Ты не должен этого делать, — без раздумий выпалила она. Как бы ни был романтичен этот момент, молчать нельзя.

— Что не должен делать? — нахмурился он.

— Не покупай нашу ферму, Тайрен! — Она отвела от лица прядь волос и заглянула ему в глаза.

Нежность в его взгляде исчезла. Он выпрямился.

— Теперь это уже наша ферма… — Тайрен нахмурился. — Значит, теперь ты на стороне своего отца?

Дженна села и натянула одеяло до шеи.

— Дело не в моем отце, — попыталась объяснить она. — Дело не в том, чтобы спасать его.

— Что-то не заметно, — хмыкнул Тайрен.

— Дело в тебе. — Дженне хотелось изо всех сил ударить его, чтобы стереть с лица это самодовольно-ироничное выражение.

— Меня не нужно спасать.

Она вытащила из-под одеяла руку и коснулась Тайрена.

— Мы когда-нибудь избавимся от прошлого? — спросила Дженна, заглядывая ему в глаза. — Мы оба? Не лучше ли радоваться тому, что у нас есть сейчас?

— Ну и что же это, что у нас есть сейчас? — с неуловимой горечью проговорил Тайрен.

Дженна не знала точно, что у них есть, знала только то, что она чувствует, и что будет вечно презирать себя, если сейчас не выскажется. Хватит уже недомолвок. От этого становится только хуже.

— Я люблю тебя, Тайрен. И никогда не переставала любить тебя. — Она расправила плечи и вздернула подбородок. — Я сделала ошибку. Большую ошибку. Пусть я и не по собственной воле оставила тебя, но я сама приняла решение скрыть от тебя Синди. И все-таки я еще надеюсь, что ты можешь меня простить.

— И твоего отца? — презрительно бросил он. — Его я тоже должен простить?

— Тебе не кажется, что твоя злость немножко слишком яростная? — Дженна коснулась татуировки на его щеке, Тайрен не отстранился, а лишь накрыл ее руку своей.

— Нет. — Он гладил ее пальцы, но нежность этого жеста противоречила жесткости его тона.

— Да, он выгнал тебя с фермы. Да, он был расистом и…

— Был? — Тайрен сжал ее руку так сильно, что пальцы едва не хрустнули.

— Да, был. — Дженна сглотнула комок. Неважно, как вел себя отец тогда, уже неважно. С ним она разберется сама. Главное то, что он, кажется, действительно меняется. Она вспомнила, как Рандольф смотрит на свою подругу-маори… Сейчас Дженна обязана сказать всю правду. — Я тогда ушла не потому, что он меня заставил. Во всяком случае, не только потому.

Бледный лунный свет падал на лицо Тайрена, превращая напряженное лицо в маску ненависти.

— Когда мой отец узнал о нашей связи, — начала Дженна, а ее сердце было готово выпрыгнуть из груди, — он потребовал, чтобы я уехала в Окленд. Но я отказывалась. Отказывалась до тех пор, пока…

— Пока что?

— Пока он не стал угрожать мне, что выгонит тебя и Кири на улицу. — Дженна глубоко вздохнула. То, что она скажет дальше, может легко стать концом их отношений. — Может быть, я недостаточно верила в тебя. Я не знаю. Я тогда действительно очень боялась. Но одно я точно знаю, что причина, почему я тогда уехала, была в том, что я хотела защитить людей, которых любила. Кири и тебя. Я не знала, что беременна, я думала, что отец скоро успокоится, и я смогу написать тебе или позвонить и все объяснить. Мне казалось, что год разлуки, пока ты не закончишь образование, — это так недолго… Потом я пыталась сообщить тебе, что беременна, но ты не стал слушать. Да, я не проявила настойчивости — и это моя вина.

Все. Наконец она все это выговорила. Между ними больше нет лжи. Она терпеливо смотрела на Тайрена.

— Ты права, Дженна, — заговорил он, по-прежнему жесткий и неумолимый. — Твой отец заставил тебя, но ты могла хотя бы объяснить мне, хотя бы попробовать, ведь речь шла уже не только о тебе и обо мне, не только о годе разлуки, но и о нашей дочери.

— Я хотела прийти к тебе и объяснить, но…

— Что, по-твоему, я не в состоянии обеспечить тебя и нашего ребенка? — Он был взбешен. Все вернулось к отправной точке, к тому, что Дженна не верила в него и считала недостойным, как и ее отец.

— Тайрен, ты тогда только-только начинал строить карьеру. Я не хотела мешать тебе. Не хотела быть обузой. — Дженна понимала, что никакие оправдания не заставят его признать, что она имела причины поступить так, как поступила.

— Наш ребенок — обуза? — почти выкрикнул Тайрен.

— Нет! Пожалуйста, постарайся понять, в каком состоянии я была тогда. — Дженна умоляюще посмотрела на него. — Я любила тебя очень сильно. Я хотела, чтобы у тебя и Кири все было хорошо.

— Кажется, ты говорила, что собрала вещи и готова ехать? — Он встал с постели и отошел к окну, повернулся к Дженне спиной и принялся изучать ночной пейзаж.

Дженна остолбенела. Это было как пощечина — звонкая, хлесткая. Ее словно ошпарили кипятком.

Самый любимый человек на свете презирал и ненавидел ее. Она проглотила комок в горле и сказала:

— Да.

— Тогда иди, — не оборачиваясь, бросил Тайрен.

Она встала на ноги, завернулась в покрывало.

— Хорошо, Тайрен. — Дженна заставила себя говорить твердо. — Но ты должен знать, что я люблю тебя, и мне очень больно за все, что произошло. Но никто не может изменить прошлое. Ни я, ни мой отец, ни ты.

— Черт побери… — Тайрен обернулся и сузил глаза. — А ты не нарочно ли спала со мной, чтобы сохранить ферму своему отцу?

Дженна вздрогнула, как если бы ее ударили кулаком по лицу. Все, это конец. Вот теперь точно конец.

— Я сейчас уйду, — сказала она, трясущимися руками собирая одежду. — Синди всегда будет твоим ребенком и частью твоей жизни. Я — нет. — И на ватных ногах вышла из комнаты.

За окном сделалось гораздо светлее, но у Тайрена была слишком тяжелая голова, чтобы это заметить.

После того, как Дженна ушла, после того, как звук двигателя ее машины затих вдали, Тайрен сидел в своем кабинете, но не за письменным столом, а возле бара. Конечно, накачаться виски — дело нехитрое, но, во всяком случае, это дало ему несколько часов полного забытья. Дивного состояния, где не было никакой Дженны, никаких незабываемых ночей и никакого стыда за собственное поведение, свою неспособность прощать, и где не существовало этого идиотского вопроса, которым он ее прогнал.