— Сестра Эймс, — промолвила она наконец, — я требую объяснений.

Не успело с пересохших губ девушки сорваться хоть слово, как Рутерфорд выступил вперед и отрекомендовал себя капитаном 17-го уланского полка.

— Моего друга, — пояснил он, махнув рукой в сторону Синклера, — ранили, когда он пытался отстоять честь женщины.

— Это произошло неподалеку, — вставил Француз.

— Ему требовалась срочная помощь. Ваша мисс Эймс любезно ее оказала и, надо признать, очень профессионально.

— Это уж мне решать, — холодно ответила мисс Найтингейл. — Вы, джентльмены, разве не знали, что учреждение предназначено исключительно для лечения дам?

Рутерфорд оглянулся на Француза и Синклера, не зная, что ответить.

— Знали, — ответил за него Синклер, спуская ноги на пол. — Но мой полк утром отправляется на Восток, так что у нас не было времени искать альтернативу.

Рутерфорд с Французом восторженно просияли от такой ловкой импровизации.

Мисс Найтингейл, кажется, немного смягчилась. Она прошла в операционную часть зала и внимательно осмотрела наложенный на рану шов.

От страха Элеонор тряслась как осиновый лист.

— А вы сами довольны результатами процедуры, проведенной в подобных… полевых условиях? — поинтересовалась дама у Синклера.

— Абсолютно.

Она выпрямилась и, все еще не глядя на Элеонор, сказала:

— Я тоже. — Затем повернулась к медсестре и добавила: — Следует признать, работу вы проделали мастерски.

Элеонор впервые за последние несколько минут позволила себе вдохнуть.

— И все-таки нельзя вести себя столь опрометчиво. Клиника находится под неусыпным вниманием общественности, и мы не вправе рисковать репутацией. К восьми часам утра вы должны предоставить мне полный отчет о случившемся в письменной форме, сестра.

Элеонор покорно склонила голову.

— А вас, джентльмены, теперь, когда вы получили необходимую помощь, я попрошу удалиться.

Рутерфорд и Француз быстро похватали недокуренные сигары и, поддерживая Синклера с обеих сторон, пошли по коридору. Мисс Найтингейл придержала для них входную дверь, в то время как Элеонор держалась в сторонке, стараясь не путаться под ногами у начальницы. Когда троица военных остановилась у подножия парадной лестницы, мисс Найтингейл шагнула вперед и сказала:

— Берегите себя, молодые люди, и возвращайтесь целыми и невредимыми.

С того места, где стояла Элеонор, ей виден был только лейтенант Копли — белокурые волосы поблескивали под уличным фонарем, а ярко-красный мундир был просто наброшен на плечи. Он снова ей улыбнулся, и на нее вдруг нахлынуло ощущение тоски и тревоги — неожиданное и удивительное по своей глубине, — ведь лейтенанта в ближайшее время отправят на войну.

6 декабря, 15.00

Любой нормальный человек от вида биологической лаборатории станции Адели пришел бы в ужас, но Дэррил Хирш был просто вне себя от счастья. Полом здесь служила цельная бетонная плита, толстые стены были собраны из сандвич-панелей с тройным слоем изоляции, а сверху давил низкий потолок. В помещении висел тяжелый сырой запах рыбы, тины и пролитых химикатов.

Зато лаборатория принадлежала Хиршу безраздельно: никто не висел над душой, и морской биолог мог спокойно проводить любые опыты и эксперименты, какие только вздумается. В кои-то веки за спиной у Дэррила не вертелся высокооплачиваемый гаденыш, доктор Эдгар Монтгомери, который вечно пытался сунуть нос в научные дела и выискать очередной повод, чтобы урезать финансирование.

Национальный научный фонд оснастил лабораторию всем необходимым — от микроскопов, чашек Петри и пипеток до респирометров и плазменных центрифуг. Огромный круглый резервуар в центре комнаты называли аквариумом; глубиной он был четыре фута, а ширины такой, что в нем уместилась бы целая шлюпка с веслами. Перегородки делили резервуар на три сектора — суровая необходимость, принимая во внимание необыкновенную любовь некоторых морских обитателей поедать друг друга. В данный момент в резервуаре содержалась треска неимоверных размеров, а через борт кто-то перебросил листок с написанными от руки словами: «Ради святой трески, погладьте меня!» Острота абсолютно глупая и даже опасная: треска — рыба весьма агрессивная, и нередки случаи, когда она выскакивает из воды и вцепляется зубами и в камеры операторов, и в руки. Дэррил сорвал надпись и выбросил в мусорную корзину.

Вдоль двух стен тянулись металлические столы для препарирований, а над ними — подсвеченные бледно-розовым светом ряды полок, заставленные небольшими банками с диковинными существами: морскими пауками, морскими ежами, актиниями, многощетинковыми кольчатыми червями. Одни животные непрерывно перемещались в емкостях, другие, как, например, морская звезда, сидели неподвижно, присосавшись к стеклу.

Значительную часть первой недели Дэррил посвятил инвентаризации содержимого лаборатории, наведению порядка, упорядочиванию папок с документами и выработке плана дальнейших действий. Больше всего ему сейчас хотелось осуществить погружение на дно океана. Хирш мечтал создать личную коллекцию образцов подводных обитателей — в особенности ледяных рыб из семейства белокровных — и живыми доставить на сушу. Глубоководные виды, привыкшие жить в суровых условиях, очень чувствительны к малейшим перепадам давления, температуры и даже изменениям освещенности. Дэррил уже сообщил Мерфи О’Коннору о том, что конкретно потребуется для погружения, и тот заверил, что все необходимое, от ледового бура до домика над полыньей, в полной готовности, поскольку заранее связался с ННФ и озаботился оформлением разрешительных документов. Хотя начальник станции отличался некоторой грубоватостью поведения и был поборником строгого соблюдения правил и инструкций, Дэррил чувствовал, что с ним можно найти общий язык.

На столе возле двери биолог обнаружил компактную стереосистему фирмы «Bose», гораздо более качественную, чем та, что стояла у него дома, и коллекцию музыкальных компакт-дисков. Кого благодарить за щедрость, он не знал — ННФ? предыдущего морского биолога, занимавшего лабораторию? — тем не менее испытывал глубокую признательность к неизвестному благодетелю. В данный момент стереосистема проигрывала Баха. Он давно убедился, что музыка Баха и Моцарта лучше всего помогает сосредоточиться на работе.

Возможно, поэтому Дэррил и не услышал стука в дверь. Почувствовав поток прохладного воздуха, он оторвался от предметного стекла микроскопа и увидел Майкла, скидывающего отороченный мехом капюшон и расстегивающего парку. На шее у журналиста на широкой лямке покачивался фотоаппарат.

— Что фотографировал?

— Да ездили с Лоусоном на старую норвежскую китобойную станцию. Я хотел сделать несколько снимков вне стен базы.

— И как? Получилось? — спросил Дэррил, раскладывая на предметном стекле водоросль не толще листа бумаги.