Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чепуха. Скажи, что хочешь сделать большой юбилейный альбом вроде выпускного. И собираешься поместить туда не только фотографии, но и краткие жизнеописания. Такая работа требует времени, и никто не удивится, что ты взялась за нее заранее.
— Насчет фотографий ты хорошо придумала, — одобрила я. — Можно будет подсунуть их знакомым убиенного — глядишь, кого-нибудь признают.
— Дерзай, — разрешила Надежда. — Для почина могу предложить тебе свою.
Я опешила.
— Ты что, Надька, рехнулась? Ты думаешь, я и тебя подозреваю? Да разве я пришла бы к тебе в таком разе?
— Все равно возьми, — настаивала она. — Вдруг девицы поинтересуются, откуда у тебя их адреса. Ты же сошлешься на меня, верно? Стало быть, моя фотография должна быть у тебя в первую очередь. Для достоверности.
* * *
Сытые и довольные, возвратились мы домой, где маялся голодный и встревоженный Генрих.
— Хоть бы записку оставила! — упрекнул он меня, узнав, чем мы занимались. — А то прихожу — никого нет. Куда подевались — неизвестно. Мне кусок в горло не лезет.
Я виновато потрусила на кухню разогревать ужин.
Мы сидели за столом, внимая умиротворенному Генриху, который живописал свою одиссею по кабинетам столоначальников, когда наши посиделки прервал приход Прошки. Он явился мрачный, злой и со свертком под мышкой. Генрих бросил единственный взгляд на его угрюмую физиономию и позвал:
— Садись перекуси со мной.
— Не хочется, — буркнул Прошка из прихожей.
Я чуть не свалилась с табурета. Прошка, отвергающий предложение перекусить, — феномен столь же дикий, как церемониймейстер, ковыряющий в носу на приеме у английской королевы.
— Немедленно вызываю «скорую»! — объявила я.
— Себе вызывай! — огрызнулся Прошка.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — вкрадчиво поинтересовался Генрих.
— Превосходно.
— А чего же тогда такой мрачный?
— Штаны не налезают! — Прошка с досадой швырнул сверток на галошницу. — Левисы! Только в мае купил. Сидели как влитые, а теперь…
— Ничего, сейчас налезут, — пообещала я, закатывая несуществующие рукава. — Я тебе такой массаж устрою, мигом пять кило скинешь! Какого черта ты нас пугаешь? По-твоему, нам без тебя переживаний мало?
— А по чьей милости их много? — тут же воспрял Прошка. — Кто виноват, что твой путь устлан трупами, а вокруг рыщут легавые? Еще бы им не рыскать! Пусть у них мозжечок вместо мозга, но даже мозжечком нельзя не дотумкать, что твоя изоляция обеспечит небывалый спад преступности. Не понимаю, зачем мы суетимся, пытаясь тебя выгородить?
— Что-то я не замечала, чтобы ты пытался меня выгородить. Вчера, к примеру, ты вовсю убеждал опера в моей кровожадности. А сегодня, похоже, моя судьба вообще перестала тебя волновать. Ясное дело, штаны, не налезающие на растолстевшую задницу, — куда более достойная причина для тревоги!
Увидев, как Прошка наливается дурной кровью, Леша с Генрихом мастерски перевели стрелку на безопасную колею под самым носом разогнавшегося локомотива.
— А с какой стати ты вспомнил о джинсах сейчас, если купил их в мае? — спросил Леша. — Ты что, заезжал домой?
— Браво, Лешенька! — восхитился Генрих, подключаясь к операции. — Блестящий пример гениальной дедукции! Куда там Шерлоку Холмсу с его жалким лепетом: «Вы встали рано и ехали до станции на двуколке…» Про двуколку любой дурак догадался бы. А вот где Прошка взял штаны, купленные два месяца назад, это вопрос вопросов.
— Вопрос не в этом, — счел нужным объяснить Леша. — Вопрос в том, зачем его понесло домой, если ему нужно было в противоположную сторону?
— И вовсе не в противоположную, — проворчал Прошка. — То есть, может, и в противоположную, но крюк совсем небольшой — это же одна линия метро. А домой я поехал специально за штанами. Ваша Инна заткнет за пояс десять царевн-несмеян. Уж я бисер метал, метал — хоть бы улыбнулась! И молчит, как в рот воды набрала. Ну, не совсем молчит, но твердит одно и то же на разные лады: «Простите, мне нужно побыть одной».
Я не могла упустить такой случай: зазнайку следовало поставить на место.
— А хвастал! «Завидуете моей ловкости! Посмотрим, как вы запоете, когда я вернусь с победой!» Ну и где она, твоя победа?
— Я сражался, как лев! — Прошка ударил себя в грудь. — На моем месте сник бы сам Дэвид Копперфильд. А я все-таки вырвал у девушки разрешение прийти завтра. Ну, не совсем разрешение, но под конец она почти не возражала. Посмотрел бы я на того, кто сумеет достичь большего!
Мы переглянулись и помолчали.
— Я все-таки не понимаю, при чем тут штаны? — гнул свою линию Леша.
— Вероятно, он решил завтра предстать перед Несмеяной во всем их блеске, — предположил Генрих.
— Но зачем тащить их сюда, если еще дома выяснилось, что они малы? — спросила я.
— Может, утром сойдутся? — Прошка посмотрел на нас с робкой надеждой, словно его воссоединение с любимыми штанами зависело от нашей доброй воли.
— Может, и сойдутся, — с сомнением сказал Леша. — Только зачем это тебе, если ни сесть, ни вздохнуть ты уже не сможешь?
— Значит, придется сесть на диету, — обреченно выдавил из себя Прошка.
Мы переглянулись с беспокойством.
— Ты уверен, что и правда хорошо себя чувствуешь? — спросил Генрих деланно небрежным тоном.
— Прошка, неужели эта чокнутая произвела на тебя такое неизгладимое впечатление? — воскликнула я. — Не припомню ни одну девицу, ради которой ты шел на такую жертву!
— Неужели ты думаешь, что я буду голодать ради какой-то фифы?
— Так ты ради Варьки, да? — осенило Генриха. — Чтобы ей помочь?
— Спятил?! — изумился Прошка. — Из-за Варьки! Скажешь тоже.
— Но тогда почему?
— Потому что эти джинсы обошлись мне в сто долларов!
* * *
Марк вернулся в первом часу ночи, усталый и раздраженный. После того как всем нам влетело по первое число (не спрашивайте за что; Марк всегда найдет причину для праведного негодования), он соблаговолил сообщить нам, что поездка его оказалась напрасной. Он попал на дачу в разгар пьянки. Гуляки уже набрались до бровей, никому и в голову не пришло поинтересоваться причиной его появления. Хозяин тут же вручил незваному гостю стакан, налитый до краев водкой, и потребовал, чтобы Марк выпил «штрафную». К счастью, он был не в состоянии проследить за исполнением своего требования. Марк разыскал Гелену, которая бродила по участку в простыне на голое тело, с бутылкой пива в руках, и попытался завязать с ней разговор. Напрасный труд. Она таращилась на него стеклянными глазами и мерзко хихикала. Может быть, в конце концов ему удалось бы пробиться к ее сознанию (хотя он сомневался), но его лишили попытки. Откуда-то материализовался ее жених с полотенцем на чреслах и с ходу полез драться. Марк отступил в сторону, и жених тут же растянулся во весь рост на земле. Гелена истошно завизжала. Марк не стал дожидаться продолжения и ретировался.