* * *

Ровно через год сам Михаил Матвеевич Херасков, автор весьма прославленной «Россиады»[51], а теперь – директор указанной нами гимназии, вручал ему форменную студенческую шпагу и поздравлял со вступлением в число настоящих университетских студентов…

А это все означало, что Матвей Мудров теперь может переходить на третий этаж, на левое его крыло.

Вдобавок еще и то, что отныне он становится полноправным студентом медицинского факультета Московского университета…

* * *

Первая лекция, на которую попал наш Матвей, запомнилась ему, полагаем, на всю уже жизнь. Ее читал по-европейски образованный врач-профессор Федор Герасимович Политковский.

В списке предметов, которые преподавал он на медицинском факультете, числились семиотика (особый раздел медицины[52], позволяющий по уже заранее выверенным признакам определить, чем болеет тот или иной человек), затем – гигиена, диететика и прочие медицинские курсы. При этом надо заметить, что большинство из профессоров придерживались какой-нибудь одной, наиболее привычной для них самих теории, точнее – доктрины.

В данный момент, сейчас, читал он лекцию по самому остро необходимому лечебному предмету, – по терапии.

Сам лектор был выходцем из семьи черниговского протоиерея. Он родился в 1753 году. Поначалу окончил он ту же гимназию, что и Мудров. Однако диплом у него, об окончании медицинского факультета Московского университета, – оказался с отличием, за что его сразу же отослали сначала в Голландию, затем во Францию, прямо – в ее столицу, в Париж. Работал там под руководством выдающихся французских профессоров.

Спустя несколько лет, в результате личного своего упорства, защитил он в Лейдене свою собственную диссертацию. И стал доктором медицины. Спустя несколько, лет возвратился обратно на родину, где с 1784 года получил право заниматься медицинской практикой уже на территории всей России.

Профессор был довольно высокого роста, брюнет, необыкновенно быстрый в своих словах, бесконечно мило и как-то очень много шутил. Было очевидно, что он точно таким же оставался и в обиходе со своими больными.

Еще больший интерес к себе вызвала лекция следующего за ним профессора – Семена Герасимовича Зыбелина. За выдающиеся успехи он удостоился заграничной поездки и также степени доктора медицинских наук, а в 1765 году возвратился назад, в Москву, где, со временем, тоже был возведен в высокое звание профессора медицинских наук.

Все это происходило еще в 1768 году. А было самому Семену Зыбелину в то время всего лишь 36 лет…

Немалый интерес вновь принятого провинциала вызывали также лекции прочих профессоров, в частности, Фомы Ивановича Барсука-Моисеева, который считался уже учеником Семена Герасимовича Зыбелина.

Барсук-Моисеев был совсем еще молодым (родился в 1768 году), то есть, – был немногим старше самого Матвея Мудрова. Однако успел уже окончить Киевскую академию, и совсем недавно, в 1791 году, специальным указом императрицы Екатерины II ему тоже была присвоена степень доктора медицины.

Теперь он читал в университете лекции по физиологии и диететике.

Что касается еще более давнего знакомца Матвея Мудрова, правда, только заочного, – Франца Францевича Керестури, то этот профессор успел уже окончить Пештский университет, перед тем, как прибыл он, наконец, в 1762 году, в Москву.

В Москве же ему настолько глянулась медицина, что он, невзирая ни на что, перебиваясь подчас одной хлебной корочкой, принялся ее изучать. Причем – еще в госпитальной школе. И, в результате, тоже стал доктором медицины.

Еще один профессор, Михаил Иванович Скидан, которого пришлось прослушать Матвею Мудрову, читал нашему герою лекции по патологии, а также – по общей терапии…

Все студенты единогласно признавали удивительный ораторский талант и доктора медицины, профессора Вильгельма Михайловича Рихтера, написавшего «Всеобщую историю медицины в России», разговор о которой уже велся на страницах данной нашей книги…

Однако, когда все студенты по-прежнему продолжали учиться не у постели заболевшего человека, – этот же профессор преподавал им основы повивального искусства, такого природного, пусть даже такого обычного явления.

И все же, когда никто из них не видел подлинного больного человека, в лучшем случае, больных они обозревали только в виде самых разнообразных человеческих фантомов. В заслугу же этого профессора, родившегося в городе Риге, в семье профессионального аптекаря, а после окончания Рижской гимназии и Московского университета, – многие годы ему пришлось провести за границей. Он побывал в Германии, Франции, Англии, Голландии. Ему было о чем рассказать своим питомцам, поделиться с ним накопленным там, пусть и незнакомым для них заграничным опытом…

* * *

Юрист Лев Алексеевич Цветаев, который тоже, пусть и впоследствии, стал знаменитым профессором Московского университета, но уже на ниве юридических наук, вспоминал однажды: «Я пришел в университет в одно время с Мудровым и довольно по-дружески сблизился с ним; и вот, как-то раз, по окончании лекций, я вздумал пригласить его к себе в дом, к родителю моему, отобедать; но Мудров ответил мне на это так: «Извините, я приехал сюда учиться, а не веселиться; побывав у вас, я должен побывать и у других приятелей, их же – много».

Короче говоря, установка у нашего героя была исключительно на овладение всеми знаниями, доступными ему на медицинском факультете прославленного позже знаменитого Московского университета.

И все же Матвей Мудров удостоился как-то параллельно освоить программу философского факультета. Уже после первого курса, за глубокое усвоение им теоретических методов медицины, – он получил свою первую золотую медаль[53].

Да, можно смело сказать, что во всей его жизни было много случайностей и просто исключительных совпадений, притом – довольно разного рода. Достаточно сказать, что он как-то близко сошелся характером с Иваном Петровичем Тургеневым, который уже успел заменить Павла Ивановича Фонвизина на посту ректора Московского университета. Студент Матвей Мудров пел вместе с ним в церковном университетском хоре. Короче говоря, они оба настолько понравились друг другу, что господин ректор даже пригласил его к себе на квартиру.