Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это подрывало всё так тщательно, давно и селективно насаждаемое хозяевами мира. Для которых были они, а были их отары. И мнением отар о стрижке никто никогда не интересовался. По крайеней мере на серьёзной основе. Никому и в голову такая глупость не пришла бы. Более того, ранее сами отары так привыкли к насаждаемой действительности, что смиренно принимали такое положение. И вот привычный уклад начинал рушиться.
Терпеть такой раздражитель и потенциальный катализатор изменений, было нельзя. Что же, давить паровозы нужно, пока они еще чайники, решили элиты мира и начали давить. Со все большим раздражением понимая, что «чайник» не просто не давится, но и становится всё ближе к «паровозу».
Всё это вынуждало идти на неприятные уступки. Ну, не навсегда, но чтобы по умерить пыл своей "паствы". Это привело к появлению подобия человеческого лица, а точнее — маски, на оскале безжалостного капитализма и элитарного сословного монархизма. На витрину и пропаганду были выдвинуты «права человека» и намного, немыслимые ранее, более мягкие отношения между реальной властью, а точнее её зримыми младшими представителями, и обычным человеком.
Овцы стали постепенно забывать, убаюканные этим, что вызвало такие резкие перемены вокруг. Это вообще проблема народа, который в отличии от элит, имеет много более короткую и проще манипулируемую память.
А тут еще и альтернатива вдруг решила перестать быть таковой. Ну, устала, расслабилась, её пастухи тоже решили: «не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою, чтобы жить мне в Окияне-море, чтоб служила мне рыбка золотая и была бы у меня на посылках».
Не читали они, или забыли, великого сочинителя и самого известного эфиопа отечественной и мировой литературы — Александра Сергеевича Пушкина. Вот и остались практически у разбитого корыта. И всё бы было неплохо для хозяев мира, ведь чайник, который вырос до паровоза, наконец был задавлен, точнее сам решил сойти с рельс и свалился в кювет. Правда за годы противостояния с альтернативой, хозяева мира вынуждены были слишком разбаловать свою паству. И теперь предстоял путь, минимум в пару поколений, что приведет ситуацию в естественное тысячилетиями русло. Объяснив забывшимся примитивам, что они именно овцы и право голоса не имеют. Ну, может три поколения, но это вряд ли.
И вот они стали, оставив разлагаться труп опасного «паровоза», заниматься разворачиванием предпосылок по сворачиванию и обратному переформатированию благ своей паствы. Да естественному, в их понимании, обратному закабалению своей отары.
В это время, в ржавеющем под дождем в кювете остова паровоза, один малозаметный человек, на встрече с коллегами правоохранителями произнес сакраментальную фразу, которую выдал за шутку: «внедрение в банду прошло успешно, приступаю к работе».
Все посмеялись, даже он улыбнулся своей нехитрой шутке, но вскоре многим стало не до смеха. Особенно хозяевам мира. Ведь останки «паровоза» опять начали дымить трубой, а сам он, вдруг, снова обнаружился стоящим на рельсах. Да, он всё еще не напоминал былой паровоз, ржавчина и подпалины на боках были не слишком эстетичными, но с каждым годом ржавчины и подпалин становилось меньше, а уже почти переставшие помнить страшный вопрос овцы хозяев мира, вдруг встряхнулись и стали всё громче задавать другие страшные вопросы.
— А чего это наши хозяева, оказывается именно хозяева, а не лидеры, ведущие нас в светлое будущее? И чего это они с нами такое мерзкое делать стали? Какие такие десятки полов, а отчего они лезут в наши семьи. Вопросы множились, становясь всё злее, а ответы на них или не звучали, либо выглядели всё более неадекватней. А тут еще стал вспоминаться старый вопрос, поставленный давно, еще когда такая страна, как СССР существовала. Нет, альтернатив, полноценных, пока не появилось, но вопросы неприятные опять вернулись.
Раздражать это хозяев мира, так неимоверно стало, что аж в разнос мир стал идти.
Что там дальше было я не узнаю, хоть и верю, что в этот раз паровоз задавить не удастся. Так как в этот момент я, Илья Владимирович Сухов, — в шутку, из-за инициалов и любви поговорить за глобальную политику, получивший от коллег позывной «Сталин», — старлей сил специальных операций, получивший по выходу в отставку по ранению звание капитана, да так и не успевший им побыть на службе, — попал в другой мир.
В мир, где моего славного "паровоза" не было. Более того, этот мир напоминал прошлый, как если бы в нём даже малейшего подобия моей Родины не было, в следствии чего её неприятная для меня альтернатива из моего мира стала полным доминантом без ограничений.
По факту, современная Республика была сплавом сразу нескольких государственных устоев. Рабовладение. Оно пронзало все сферы окружающего бытия, принимая разные формы. Плутократия - власть богатых, вернее запредельно богатых персон, — что правили почти всем. Воинствующими, иногда на грани, а иногда и за гранью сектанства теократииями, что нередко стояли за плутократией, либо рядом с ней. Сплавляясь аморфной конфедеративной раздробленностью с кастовой сословностью, порожденными сильной расовой и технологической разнородностью. И во всём этом правили бал огромные социальные расслоения, при практически полностью отсутствующих социальных лифтах.
Страшноватый мир, должен заметить. Уродливая, замкнутая на саму себя власть, мало чем ограниченная, разве только другой, не менее паршивой властью. Повсеместное рабство, прямое или косвенное. И многое другое, в разной степени неприятное. Прямо скажем, на благостную сказку Лукаса, как он пытался её показать для детского глаза похоже было мало. На тот образ, почему-то, алогично, сложившийся именно у некоторых почитателей саги.
Так как у меня и раньше многие вещи в мире саги вызывали неприятные вопросы. А когда попал в него, узнав этот мир получше, понял, что хоть он и имел определенные отличия от киношного варианта, но сага передала суть ДДГ довольно неплохо. Ну, если не обманываться именно образом, что странными извивами ума возник в сердцах некоторых его фанатов. Суть, которую не могла скрыть приглаженная картинка кинематографа если её смотрел человек здравомыслящий — заиграла еще более неприглядными красками, когда я погрузился в местную реальность.
Окружающее же