меня нынче, вынуждало вспомнить фразу Гете: «нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков». Причем, тут ситуация была даже хуже, ведь тут и очевидных рабов хватало более чем.

В моем былом мире был целый жанр — попаданцы. Невольным участником которого я нынче стал. Так там многие юноши мечтающие о попаданстве любили говорить, ох, я бы развернулся. Я в таком случае говорил, что чисто статистически и гипотетически если принять возможность такого попадания, вы скорее окажетесь не во власть предержащем, а в корове, которую он доит, а в перспективе зарежет на мясо. Бесправную и забитую. И попробуй вякнуть, что-то по этому поводу — не просто не поймут, чего там коровка мычит, но и забьют батогами на скотном дворе.

Самому мне, невзирая на вероятности, «повезло» попасть, как раз в элитную тушку. Почему в кавычках? А потому что обязывает. Ну, такой я человек. Попади я в фермера какого, строил бы план, как улететь подальше и осесть в глуши, где «пастухов» поменьше, закон — тайга, а прокурор — медведь. Не потому, что я люблю блатную романтику, абсолютно нет, а потому, что мир вокруг, реальный мир, мне неприятен и вызывает дискомфорт своей несправедливостью. Но изменить его находясь внизу — выше человеческих сил. Чтобы кто не думал на сей счёт. Будь тут место, где такой маленький человек имел бы социальный лифт, способный вознести его на самый верх, то я бы возможно им воспользовался. Но такого не проглядывало. Максимум, человек снизу мог стать приближенным слугой, не более.

«Служить не против, но прислуживать мне тошно».

Злая ирония моей новой жизни состояла в том, что с каждым годом жизни в этом мире, я чувствовал себя всё более, тем малозаметным ранее человеком, со своей Родины, который однажды пошутил «про внедрение в банду и начало работы». И это притом, что ранее за собой какой-то запредельной пассионарности не замечал.

Хоть и неприятно было «работать под внедрением», тем более было понимание — решение об этом приведет к жизни, получившей сразу несколько серьезных и долгосрочных изменений. Риски умереть не от старости и просто довольно долгое одиночество. И труд, тяжёлый, часто неприятный.Вынуждающий на массу разной степени жестких решений, которые придется принимать по ходу.

Конечно всё было не так беспросветно, как могло показаться и моё текущее положение позволяло разбавлять неприятную и выматывающую работу приятным отдыхом. Правда, скорее всего, придется совмещать короткий отдых с протяжённой работой, сплавляя их в единое целое. Так как слишком многое надо будет сделать, а я не сильный одаренный, чтобы жить под двести лет и уж тем более не Йода, который разменял уже шесть сотен. Даже с медициной Республики, доступ к которой у меня был полный, ввиду моего положения, в лучшем случае, больше 120 лет я не проживу. Уж слишком выматывающая жизнь меня ждет.

А массив работ меня ждал огромный. Время терять нельзя было. И шанс на то, что мне даже в малом удастся достичь успеха на этом пути, был не особо велик. Хотя в помощь мне было то, что я собирался варить эту «лягушку» постепенно, чтобы она не поняла, к чему дело идет, пока инерция изменений не станет мало обратимой.

И невзирая на мою большую неохоту ввязываться в глобальную задачу, сколь веревочке не виться, а принимать решение и все последствия с ним связанные надо было.

Хотя начиная эту дорогу, у меня вовсе не было уверенности в силах. Хватит ли их пройти её до конца?

Впрочем:

«Caesarem decet stantem mori» — Цезарю подобает умереть стоя, или положение обязывает.

ГЛАВА 10

Глава 10

Развеянная скука, или активный отдых, как вклад в будущее

(Сектор Чоммелль)

Лексан был выходцем из вполне себе обычного Дома Дерпт. Не входящий в первую сотню, пусть и немного, он был Домом узкоспециализированным на сельском хозяйстве. В понимании сильных мира сего, его скромная доля на рынке в пол процента, что они занимали в секторе, делала его хоть и далеко не бедняками, но далекими от сильных мира сего. К тому же сельское хозяйство, при всей критичной необходимости для разумных, прямо скажем, было не очень прибыльным делом. Значимую часть потенциального дохода теряя на перевозках от места выращивания, к месту потребления.

Впрочем, это лишь для Домов, что имели дворцы в столице на Набу и занимались многими направлениями прибыльной деятельности — родной Дом Лексана был «бедным родственником», что начинал вторую сотню по богатству и плелся, где-то в нижней четверти в иерархии Домов по силе.

Сам Лексан всё своё детство не нуждался ни в чем. Немалый кусок одного из девяти материков его родной планеты были владениями семьи. Что давало массу возможностей. Правда сельскохозяйственная специфика планеты делала её крайне мало населенной. Гигантские поля и оранжереи покрывали пояс с наиболее благоприятным климатом. Прерываясь на города-хабы при космодромах, куда свозились с окрестностей продукты питания, после разлетающиеся по всему сектору.

Скука, вот главный бич детства Лексана. Будучи мальчиком, он смог стать, ввиду времени рождения и пола, первым наследником главы Дома. Но кроме приставки эль после имени, что указывало на его положение наследника, подросток мало вникал в дела семьи. Бесконечные поля с автоматизированными комплексами навевали на него тоску, которую он и его приятели развеивали сообразно состоятельности своих семей. Лексан любил летать на спидерах. Иногда на атмосферниках. Обычно они гоняли над поверхностью на спидерах или глайдерах, что с огромной скоростью скользили в метре над землёй. Гигантские поля разделяли широкие дороги для техники. По ним компашка местных богатеньких детей часто и устраивала гонки.

С семи лет Лексан постоянно трепал нервы своим родителям, убегая с приятелями, чтобы по-гонять на легких машинах, шумно разрезающих захолустный воздух родной планетки. За что не раз был ругаем родителями и часто попадал в лапы к шерифу, за участие в не безопасных гонках.

Ввиду специфики семейных дел, планеты и размера Дома — для семьи Лексана рождение, какой-то там очередной принцессы в богатейшем Доме сектора, прошло без внимания. В интригах среди сильных Домов они не участвовали, а продукция, что производили, хоть и имела мало добавочной стоимости, но была всегда нужна, мало колеблясь в цене независимо от пертурбаций в столице. Позволяя не волноваться о положении дел.

Самому Лексану было, лишь три годика, когда в столице сектора родилась девочка Падме. Но даже, когда он