— Приходи сегодня ночью!

Она ничего не ответила, лишь согласно опустила ресницы и начала разливать чай.

Соколов и Джунковский, неспешно наслаждаясь ароматным китайским чаем, вспоминали ушедшие времена, когда один был московским губернатором, а другой гремел на всю Россию и получил прозвище «гений сыска», вспоминали загулы в «Яре» и вечерние сидения в трактире Егорова, безудержного и таинственного Распутина…

Соколов задумчиво покачал головой:

— Все торопили время, все ждали в будущем чего-то необычного, яркого, а оказалось, что именно тогда и было настоящее счастье, которого нам больше не видать.

Разговор прервала явившаяся в беседку фрейлина:

— Володя, пора выезжать! Не опоздать бы к поезду.

Джунковский уверенно отвечал:

— Не опоздаем, до вокзала рукой подать.

Фрейлина надела синюю вуаль, шляпу с небольшими полями и натянула перчатки. Соколов был в военной форме и сапогах, но без знаков различия. Джунковского весьма красил генеральский мундир.

Провожать отправились всей компанией: фрейлина, Соколов и Фало, а еще Маша и Даша — эти до ворот. Широкоплечий, коренастый парень с рыжими веснушками на круглом лице — охранник — тащил чемодан. Едва вышли на Калашников проспект, тут же раздался крик:

— Я подаю! Я подаю!

Возле Мытного двора кисли несколько извозчиков. От них отделилась рессорная пролетка. Она мягко подпрыгнула на трамвайных рельсах. Корпулентный молодой мужик в кучерском армяке, с румяной рожей, сидевший на высоких козлах, с наглой веселостью резко осадил лошадь, отчего та громко заржала, крикнул:

— Багаж неподъемный, на вокзал небось? Что, собака — тоже седок? Гы-гы. Вид у ей строгий, как у фараона. Только чтоб не кусаться, я энтого не люблю, гы-гы. За нее, господа разлюбезные, двугривенный накинуть придется. — Только тут обратил внимание на генеральские погоны Джунковского, сразу перешел на слащавый тон: — Ваше превосходительство, позвольте вас под локоток подсадить-с, на сиденьице усаживайтесь. А вам, барыня, вам под зад подушечку положить-с? Вот так, в приятной мягкости доедем. Ах, какая милая собачка! Собачка, лезь сюды, под ножки своим господам. У нас коляска на дудках резиновых, довезем не тряско, с наслаждением-с. Позвольте ваш чемоданчик в багажный ящик водрузить. Ух, чижолый! На замок ящик затворим. Покрепче замкнешь, надежней вынешь, гы-гы.

Они ехали по городу и поражались: если с утра на улицах было малолюдно и спокойно, то теперь то тут, то там гарцевали верховые патрули. Повсюду — на стенах домов, на рекламных тумбах и заборах — пестрели какие-то воззвания, возле которых собирались кучки людей, до хрипоты, до крика о чем-то споривших.

Извозчик весело прореготал:

— Гы-гы, это большевики завтра всех требуют на улицы. Дескать, выходите, магазины грабить будем, гы-гы! — И неожиданно серьезным, помрачневшим тоном добавил: — Народ это любит — грабить, а работать — ни-ни! Вишь, детей своих же учат: дескать, работа — не волк, в лес не сбежит! Вот и завтра, заместо работы, по улицам ходить собираются. Называется это по-немецки — де-мон-страция, гы-гы! Вот, паразиты, чего только не выдумают, забодай в ребро блоха!

* * *

В те дни в Петрограде бушевали невиданные прежде бури, бури политические.

Временное правительство, узнав о расклеенных по городу призывах большевиков к «мирной демонстрации», приняло постановление: «Временное правительство призывает население к сохранению полного спокойствия и объявляет, что всякие попытки насилия будут пресекаться всей силой государственной власти».

Девятого июня в кадетском корпусе собрались многочисленные делегаты Всероссийского съезда Советов, а также члены различных комитетов и исполкомов. Было принято страстное обращение «к рабочим и крестьянам» (остальных уже за людей не считали): «Съезд требует, чтобы 10 июня ни одной роты, ни одного полка, ни одной группы рабочих не было на улице».

Разумеется, что большевики тоже совещались, и как у них во все времена было заведено — совещались секретно, и решающим мнением пользовался непререкаемый авторитет партии — Ленин.

На описание подвигов Ленина в СССР переведены горы бумаги. Мы не будем увеличивать этот тоннаж. Но на одну особенность этой сверхъестественной личности хотелось бы обратить внимание: в жизни Ленина все парадоксально. Робкий, некрасивый, рыжий и физически слабый от рождения, он в конце концов обретает колоссальную власть. Он косноязычен, и речь его невнятна, ибо у него кошмарная дикция. Однако его крикливо-агрессивные интонации завораживают толпы.

Самое поразительное: он люто ненавидит русский народ (см. тома сочинений В.И. Ленина, вышедшие в СССР; самые жестокие и бранные слова Ильича адресованы этому народу), он уничтожает миллионы людей, разоряет дома лучших из них, кощунственно и беспощадно рушит Православную церковь. Еще в семнадцатом году было бесспорно доказано: Ленин — германский шпион, были выявлены и обнародованы имена связников, названы гигантские суммы денег, которые он получал из Германии.

Деньги Германия давала не ради любви к большевикам. Им нужны были конкретные действия по разрушению великой империи. Ленин, не обладая в делах щепетильностью, на сей раз удивительно честно деньги отрабатывает. Он заключает Брест-Литовский договор с Германией, который открывал российские границы немцам, и лишает Россию громадных контрибуций, на которые она имела право как страна победившей коалиции. Он отправляет в Германию эшелоны с русским золотом. Ленинским декретом о самоопределении разрушается империя — от хладных финских берегов до гор Кавказских.

Однако многомиллионный советский народ ничего об этих чудовищных преступлениях не желает знать, народ искренне поклоняется кровавому идолу, даже после его смерти воздает почести как богу.

Ленин как вождь, как гениальный заговорщик и теоретик революции потерпел сокрушительное поражение в 1905 году. После таких крушений или сходят с политической арены, или меняют коренным образом свои доктрины. Ленин ничего этого не сделал. Но сделал вывод: без должных сил в драку не ввязываться.

Главным вопросом Петроградского комитета большевистской партии был единственный: отношение к многотысячной демонстрации 10 июня. И если съезд Советов изначально был против демонстрации, которая неизбежно вызвала бы многочисленные жертвы, то большевики отказались от этой затеи вынужденно, ибо их разрушительная агрессия не нашла в других партиях поддержки.

Ленин, взойдя на трибуну в концертном зале дома Кшесинской, со свойственной ему изворотливостью прокричал в зал:

— Товарищи большевики! Даже в простой (?!) войне случается, что назначенные наступления приходится отменять по стратегическим соображениям. Тем более это может быть в классовой борьбе, в зависимости от колебания средних мелкобуржуазных слоев. Надо уметь учитывать момент и быть смелым в решениях.

Большевики, скрипя от огорчения зубами, от своей кровавой затеи отказались, но всего лишь на месяц.