– У нас на полуночи все каменные делают, – отвечал ободритский волхв.

– Каменная печь займёт много места в твоём и без того невеликом жилище, а глина живая по дрожи своей с человеческой дрожью схожа, оттого и лечит она людей от многих хворей, ты ж это не хуже меня ведаешь. – Велесдар согласно кивнул. – А для просушки ей вольный воздух нужен и тепло Хорса трисветлого, потому пока оставим один нижний венец, чтоб воздух и солнце вокруг печи ходили, да влагу унося, равномерно её подсушивали. Оттого, брат Велесдар, у нас и рекут, что завсегда от печки плясать надо. Я-то увлёкся доброй работой – брёвна таскать да тесать – хорошо, тело радостью полнится, трепеты силой, а про печь только сейчас вспомнил, когда узрел, что место под неё ты уже подготовил.

Велесдар поглядел на собрата, перевёл взгляд на уже уложенные венцы. Он, конечно, понял, что дело вовсе не в том, из чего будет сотворена печь в его лесном жилище, а в том, что Могун намерен вложить в сей очаг, как главное огнебожье вместилище, волховскую силу, создавая его своими руками из живой глины, от начала до конца.

Нужная глина отыскалась в устье ручья, что со звоном стекал сквозь корневища дерев в речушку в получасе ходьбы от будущего жилища Велесдара.

Тщательно очистив красноватую глину от веточек и камешков, ссыпали в небольшую чашеобразную яму, обложенную перед тем плоскими камнями. Залили водой и принялись месить ногами. Волхвы трудились молча и сосредоточенно, стараясь уловить, что из давно минувшего сохранила и передаёт им эта волшебная плоть матери-земли. В то же время каждое касание живой частички, именуемой глиной, было наполнено мыслью-пожеланием, чтобы она хранила связь времён, оберегала будущий очаг, согревала и исцеляла тела и души людей, тут живущих.

Потом на подготовленном крепком каменном основании, устелив его берестой, могучий волхв принялся выкладывать из подаваемых ему Велесдаром мокрых комков глины печной под, плотно сбивая комки сильными руками в единое целое и заглаживая сверху плавными движениями. Каждый ком глины проходил сначала через руки Велесдара, а потом Могуна, напитываясь их волховской дрожью. Потом на ровную только что сбитую площадку поставил Могун свод, плетёный из ивовых прутьев, а чтобы поверхность свода печи получилась ровной, плетёнку тоже покрыли берестой. Снова пошла забивка сырых, хорошо вымешанных комков глины в пространство между установленным до этого деревянным коробом и плетёным сводом. Богатырские рамена волхва от доброй работы будто ещё раздались, трепеты-мышцы на широкой спине, то напрягаясь буграми, то разглаживаясь, будто играли чудную волновую музыку.

Он продолжал увлечённо и сосредоточенно трудиться, короткими, но сильными ударами деревянной колотушки усаживая раз за разом податливую сырую глину.

– Ну вот, готово, – молвил могучий кудесник, оглядывая дело своих рук. Печь имела уже вполне готовый вид, только была сырая, и из трубы ещё торчал обрубок бревна. Печь была мудрёной, дым и разогретый воздух не сразу должны были выходить из неё, а сперва ныряли под такую же лепную лежанку.

– Это, брат, чтобы теплее было в твоей избушке, да и холодной морозной зимой приятно отогреться на лежанке. Теперь пусть сохнет, а мы сушняком запасаться начнём, как подсохнет глина, он как раз нам и понадобится. – Могун в завершение вырезал острым ножом ровный полукруг на челе печи. Поколдовав над вырезанным куском глины, он немного расширил его снаружи и прилепил две рукояти. – Вот и затвор готов, только обжечь его надо будет, как подсохнет, – довольно молвил главный кудесник.

Через два дня осторожно извлекли бревно из трубы, сняли деревянный обклад печи и принялись вырезанными из дерева скребками и жидкой глиной править неровности.

Дня четыре сохла печь, а волхвы таскали из леса сухостой, очищая лес и одновременно готовя дрова для завершающего действа в сотворении печи, – её обжига.

И вот настал миг, когда первый небольшой огонёк вспыхнул в чреве, труба дохнула тёплым дыханием, и над будущим живым сердцем избушки волхва закурился робкий дымок. Могун следил за тем, чтобы огонь нарастал медленно, потому как быстрый нагрев может привести к трещинам в глине. Первая протопка была короткой. На следующий день сделали две – утром и вечером, каждый раз добавляя больше хвороста. На третий день позволили Огнебогу разойтись так, что задымился плетёный остов печного свода. Всё сильнее разгорались дрова, всё более разогревалась печь.

Горячее яркое пламя бушевало внутри. Могун, раскрасневшийся от его жаркого дыхания, продолжал подкидывать новые порции сушняка. Волшба по созданию печи ещё не закончилась. Велесдар всё подносил и подносил сушняк, рубил или пилил слишком длинные или толстые брёвна, а могучий его сотоварищ, будто сам небесный кузнец Перун, ходил у огненной черты, живые языки пламени отражались в его очах, а блики метались по широкой груди и лику главного кудесника. Он смотрел на огонь и слушал, как поёт, нагреваясь, живая глина, и чуял, как в огненном кострище отдельные комки и песчинки спекаются в единую цельную сущность по имени Печь.

Почти всю ночь полыхало в чреве печи и, когда звук разогретой глины изменился, Могун понял, что дело сделано и стал неторопливо уменьшать кормёжку огня, ведь быстрое остывание печи тоже могло загубить все труды, как и быстрый разогрев.

– Ну вот, брат Велесдар, теперь у твоего жилища есть главное – его живая душа! – торжественно и с явным довольством проговорил Могун, поглаживая ещё горячий бок новой печи. – Пусть она хранит и жилище твоё, и тебя, и всех, кто будет с тобою тут пребывать!

Велесдар обошёл тёплую плоть печи, коснулся чуткими перстами её затвердевшей поверхности, к чему-то прислушался, будто ждал ответа на свой немой вопрос от вновь созданной глиняно-огненной сущности.

– Ты столько силы кудесной в неё вложил, да света души, что это уже не просто очаг, а живая часть твоей сути, – наконец молвил Велесдар, благодарно глядя на сотоварища.

– В ней, брат, сила нас обоих, и помощь богов пресветлых, а делать что-либо без души мы с тобой просто не умеем, оттого так ладно и вышло. Теперь любой человек с чистой душой и ясными помыслами в огне её многое узреть сможет, – тепло улыбнулся Могун.

Ошую в траве что-то зашуршало, и из неё вышел деловитый остроносый ёжик. Он только мельком глянул на стоящих у печи людей и опять принялся обнюхивать землю.

– Гляди, хозяин пришёл, на нас и внимания особого не обращает, – тихо молвил Могун. – По пути к тебе много зверья повстречал, даже медведь увязался, но не показывался, только недалече некоторое время следовал, а потом отстал.

– То медведица, она тут недалеко в распадке со своими двумя потешными медвежатами обитает, – пояснил Велесдар. – Как-то пришли ко мне эти любопытные малыши. Я ж разумею, что мамаша следом пожалует, сотворил образ огненный, пугнул их маленько, а мальцы от страху не обратно побежали, а в другую сторону через чащу ломанулись. Немного погодя и матка по их следам явилась, глядь, а деток то нет, и я тут с топором тюкаю, гость незваный. Ну, осерчала она, конечно, зарычала сердито, встала на задние лапы и ко мне…