Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все, что мы можем сейчас, это присматривать за ним. А Наташа нашего совета послушает, как ты думаешь? К тому же ей никакую информацию сейчас сообщать о нем нельзя. Я тебе только его показал, но за ним поехали наши ребята. Кстати, когда ты выслушаешь мой доклад?
– Можно вообще без доклада. Я хочу только знать: он или не он?
* * *
– Я просил секретаря ознакомить вас лично с экспертизой трех психиатров, докторов наук института Сербского, по поводу состояния здоровья Тамары Синельниковой, проведенной на базе хирургической частной клиники, где она находится, – сказал судья главврачу психбольницы Смирновой. – Вы это сделали?
– Да.
– Вы согласны с выводами?
– Мне ничего другого не остается.
– Они совпадают с выводами специалистов вашего медицинского учреждения?
– Наши специалисты никаких своих выводов не делали. Во всяком случае, официально. К нам больная Синельникова поступила с диагнозом своего специалиста и на основании жалоб дочери. Доставлена она была, как суду известно, сотрудниками районного отделения внутренних дел.
– Вы не помните своего первого впечатления: были основания для такой грозной госпитализации? Синельникова выглядела агрессивной, буйной?
– Она не выглядела ни агрессивной, ни буйной, но существует так называемый клинический эффект. Больные в больнице могут вести себя иначе, чем дома.
– Все пациенты вашей больницы умеют приспосабливаться к ситуации?
– Разумеется, нет.
– С каким диагнозом поступила Синельникова?
– Маниакально-депрессивный психоз. Мания преследования.
– Как проявлялось это в условиях стационарного наблюдения?
– У нее был свой лечащий врач. Но я не припомню жалоб персонала на болезненные реакции этой больной.
– Но вы продержали ее в психбольнице четыре года!
– На этом настаивали родственники.
– Синельникова требовала, чтобы ее выписали?
– Этого требуют многие наши больные.
– Но вы подтверждаете, что именно ее удерживали насильно?
– Как и других наших больных. Такова специфика учреждения.
– Вынужден вас попросить не называть Синельникову больной до конца рассмотрения дела, поскольку именно этот факт должен прояснить суд.
– Я у вас случайно не обвиняемая?
– Как вы могли заметить, на этих заседаниях не выступает ни защита, ни обвинение. Суд рассматривает законность и медицинское обоснование факта госпитализации. Уникальной, на мой взгляд. Четыре года – такой срок лечения в психиатрическом учреждении может получить убийца.
– Не хотелось бы стать козлом отпущения. Кто-то устанавливал диагноз, кто-то привозил, от кого-то поступали звонки…
– Вы можете уточнить, о каких звонках идет речь?
– Из одного солидного ведомства. Нам не рекомендовали выписывать Синельникову.
– Представителей защиты и обвинения прошу учесть этот факт, когда будет рассматриваться вопрос персональной ответственности присутствующих, выделенный в отдельное производство.
Сергей поднял руку: «Можно вопрос, ваша честь?»
– Вы получали какое-нибудь вознаграждение от родственников Синельниковой во время пребывания ее в больнице?
– Возможно, были какие-то подарки персоналу.
– Вы лично?
– Возможно, мне тоже что-то дарили. Это практика любой больницы.
– Я говорю о суммах.
– Нет, не получала.
– Я могу сейчас предоставить суду сведения о поступлениях крупных сумм на счета многих из присутствующих в зале. Все вклады датированы октябрем четыре года назад. Были поступления и в дальнейшем.
Судья:
– Сейчас этого делать не нужно. Передайте информацию следствию. У меня остался лишь один вопрос госпоже Смирновой. Вы сказали, что Синельникова поступила к вам с диагнозом своего специалиста. Речь идет о психотерапевте Орлове?
– Да.
– Как мы с ним выяснили во время предварительного разговора, Синельникову он впервые увидел здесь, в зале суда. Вас это удивляет?
– Меня это не интересует.
Заседание опять перенесли на следующий день. Дина, Сергей, Тамара и Филипп вышли из здания суда.
– Я поражен, – сказал Филипп. – Вы говорили, что у вас продажное и некомпетентное правосудие. Но какой приличный судья.
– Честно говоря, я думал сначала, что ты ему заплатил, – рассмеялся Сергей. – Из любви к Тамаре.
– Какие глупые шутки. Я есть очень законопослушный человек.
– Ох, давайте не будем о суде, – взмолилась Тамара. – Я совсем без чувств.
Она села в машину к Филиппу, Дина к Сергею, и они направились к клинике.
– Давай все-таки поговорим о деле, – сказал Сергей. – Помнишь двух главных свидетелей по делу Блинова? Один вроде бы его друг, другой – муж убитой?
– Лжесвидетелей?
– Да. Три раза меняли показания. Потом этот, наркоман, заявил, что вместе с Блиновым сжег труп Сидоровой. Так вот, он совсем недавно умер. Все были уверены, что своей смертью. У него цирроз печени, больные почки, много чего. Но, как оказалось, в морге его все-таки вскрыли. Элемент он криминальный, думали, передозировка. Обнаружили только небольшую для него дозу обычных препаратов: анальгин, димедрол, радедорм. Но умер он от асфиксии. Правда, эксперты не стали поднимать шум, написали, что это могло случиться естественным путем. Как-то плохо лег, скажем. Парень был дохлый. Но на следующий день кто-то страшно избил второго, Сидорова, разрыв селезенки. Он сказал милиции, что какие-то бандиты ошиблись адресом. В день смерти наркомана сосед видел, как к нему заходил незнакомой парень, высокий, светлый. И соседка из дачи напротив дома Сидорова в Балашихе видела, как во двор заходил такой парень в день избиения. Потом он ушел, а никаких бандитов она не видела.
– Интересно. Кому это сейчас все нужно?
– Дальше будет еще интересней. В одной квартире с Наташкой Бобровой недавно появился сосед, вернувшийся после отсидки. Я, честно говоря, только на днях узнал, что квартира там коммунальная. Так вот: Князев приходил туда, вероятнее всего, к этому парню. Мои люди их видели раньше вместе. Это Валентин Карасев. Сидел за квартирную кражу. А теперь, Диночка, вдохни глубже: его арестовали в один день с Александром Блиновым. Я смотрел дело: типичная ментовская инсценировка. Вор сидел в квартире и ждал, когда за ним приедут. Квартира оформлена на подставное лицо. Это хата милиции! Вот фотография этого парня.
– Господи! Я его видела. У нас в клинике. Перед покушением на Тамару.
Сергей высадил Дину у клиники. Она вошла в комнату Тамары. Та, одетая, с посеревшим лицом лежала на кровати.