– Что, Тамара, боли?

– Немного. Очень уж тяжело сидеть столько часов.

Дина помогла ей раздеться, умыться, дала лекарства. Тамара порозовела и, кажется, задремала. Дина подошла подоткнуть одеяло, но она открыла глаза.

– Я не хочу засыпать, Диночка, мне сейчас так спокойно. А усну – сразу утро, опять суд, волнения.

– Отлично, Том. Я тебе такой ужин приготовлю! Знаешь какой? Какой женщина ни в коем случае не должна есть на ночь. Оладьи! Из кислого теста, толстые, пушистые, с дырочками! И с вареньем, которое тебе Филипп принес. Слушай, тебе не кажется, что он…

– Нет. Отстаньте от меня. Что ты, что Сергей. Нет у вас уважения к пожилой больной женщине.

– Зато у Филиппа его очень много, – заявила Дина и отправилась на кухню.

Она вернулась с высокой горкой именно таких оладий, какие обещала. Принесла поднос на столик Тамары, налила в розетку клубничное варенье.

– Наваливайся, дорогая. А я Алисе занесу.

– Она не будет. Она фигуру бережет.

– Спорим, что будет?

– Войдите, – тихо ответила Алиса, когда Дина к ней постучала. – Ой, какая прелесть! Ты это мне принесла показать или чтобы я ела?

– Алиса, какие странные идеи. Ну кто ж блины показывает. Их лопают. С клубничным вареньем.

– Диночка, я, конечно, съем немного. Целый день ничего есть не могла, а сейчас захотелось. Только и ты со мной, пожалуйста. Отдельная палата – это хорошо, но иногда так тоскливо.

Оладьи стали стремительно исчезать, равно как и варенье.

– Алиса, а ты вообще сидишь на диетах?

– Немного себя ограничиваю, конечно. Но главным образом потому, что после плотной еды играть тяжело. Ну слежу, чтобы особенно не толстеть. Но худой быть тоже не хочу. Что бы там ни говорили, это некрасиво. Кости, мышцы и сорок третий размер обуви. Такое не может быть женственным ни в каком случае. Моделям, возможно, это необходимо, а актриса каким-то телом должна обладать.

– У тебя чудесное тело. Все в меру. Ты стройная, но есть красивая грудь, бедра. Смотришься великолепно.

– Спасибо. Моя мама говорила: у женщины должно быть лишних восемь килограмм на прелести.

– Именно восемь?

– Именно.

Они рассмеялись. В это время в дверь постучали.

– Войдите, – сказала Алиса и, увидев, кто вошел, обрадованно улыбнулась.

Дина оглянулась и едва не подавилась блинчиком. На пороге стоял тот самый светлый парень.

– Знакомься, Диночка. Это Валентин. Мой поклонник.

* * *

Виктория путано рассказывала Князеву, о чем шла речь на суде. Он раздраженно переспрашивал.

– Так что сказала эта идиотка Смирнова? Что я к ней приходил?

– Нет, она сказала: родственники просили держать. И звонили ей откуда-то.

– Откуда, не сказала?

– Нет.

– С чего же ты взяла, что обо мне говорили?

– Достаточно того, что мама о тебе говорила. Что это все ты придумал. Что она не одобряла твоего образа жизни.

– Чего именно не одобряла твоя чокнутая мамаша?

– Не сказала. Но ее адвокат сказал, что ты к ней сексуально приставал. Будто соседка видела.

– Он назвал соседку?

– Нет.

– Тамара подтвердила?

– Нет. Она сказала, это все твое хамство.

– Сука. Как разошлась! Ну ничего, она мне за все заплатит. Слушай, я уезжаю. На встречу одну.

– Какая встреча в десять вечера?

– Какая надо. Ложись спать. Меня не жди.

– Ты что, ночевать не придешь?

– Как получится.

Он быстро вышел. Виктория смотрела в окно, как он сел в машину и уехал. Она застонала и сильно ударилась несколько раз головой о стену.

В своих воспоминаниях Виктория всегда была толстой неуклюжей девочкой рядом с яркой, блестящей матерью, стройной, спортивной, эффектной, успешной. Она восхищалась Тамарой, гордилась ею, но однажды подумала о том, что рядом с такой матерью всегда будет невидимкой. Ей не с кем было посоветоваться. Умнее мамы она не знала никого. Отца просто терпела, считая его унылым, скуповатым занудой. Когда Тамара развелась с мужем, Виктория ничего не почувствовала. Она помнила, как отец собрал чемодан с вещами, поставил его в прихожей. Подошел к ней.

– Девочка, я ухожу. Мы будем с тобой встречаться? – Он противно всхлипнул и полез к ней целоваться.

– Отстань, – сказала Вика и брезгливо вытерла мокрый след на щеке.

В десятом классе Виктория влюбилась. Это был красивый мальчик Олег из не очень обеспеченной семьи. В их элитной школе он оказался одним из немногих, у кого не водилось достаточно крупных сумм, за кем не приезжала машина после уроков, кто не мог пригласить девочку в приличный ресторан. Во время какой-то вечеринки все много выпили, танцевали медленные танцы. Олег прижал к себе Викторию и поцеловал ее настоящим мужским поцелуем. Ее всю ночь трясло от восторга и желания. Утром она сказала маме, что за ней ухаживает очень красивый мальчик.

– Пригласи его к нам, – просто ответила Тамара.

Олег пришел в ближайшее воскресенье. Тамара приготовила много вкусных вещей и даже купила полусладкое шампанское. Так здорово посидели. Олег оказался очень остроумным, Вика и Тамара много смеялись над его шутками, анекдотами. Потом Вика с ним целовалась в своей комнате, вдруг резко подошла к двери и закрыла ее на ключ.

– Хочешь? – спросила она у него и стала расстегивать блузку.

– Подожди, – остановил он ее. – Неудобно, мама твоя там. Давай потом, ладно?

Вика проводила его до подъезда. Они опять целовались.

– Тебе понравилось у нас?

– Еще бы, – ответил он. – Так классно все. И мама у тебя очень красивая.

Вика до сих пор помнит, как у нее ослабели колени после этих слов. Ее даже затошнило. Она наскоро попрощалась, вернулась в квартиру, сказала Тамаре: «Голова очень заболела. Спать хочу».

Ночью она лежала с открытыми глазами и думала об одном: о том, что ее никто и никогда не назовет красивой. На рассвете посмотрела на висевшую на стене фотографию: совсем юная Тамара поднимает маленькую дочку высоко над головой и смеется. «Ненавижу», – произнесла Виктория вслух.

* * *

Аркадий Орлов после суда заезжал в больницу, где все еще без сознания лежала Светлана. Врач сочувственно рассказывал ему, что у нее повреждено. «Пожалуй, самое тревожное – сломан позвоночник».

– А что с головой?

– Тоже хорошего мало. Черепно-мозговая травма. Будем оперировать.