Но тут мои размышления прервал в очередной раз попытавшийся очнуться ырка.

Дзинь!

Йон отработанным до автоматизма движением вновь усыпил тварь лопатой. Монструозная морда обмякла. Народ притих. Староста икнул.

Я же, пользуясь тишиной и плюнув на правила этикета, такие, как приветствия, обсуждения погоды и природы, а также нынешних цен на брюкву, сразу огласила цель визита.

— Мы выполнили уговор, и даже сверх того. — Я пнула пяткой добычу. — Поэтому как насчет премии?

Староста понял, что сейчас совершается страшнейшее из преступлений: покушаются на его кошель. Причем честно, прилюдно и без возможности дать сдачи в глаз.

— У нас был уговор, что вы принесете голову. Вот и рубите ее.

Увы для старосты: в ходе поимки твари я разодрала рубаху, лишилась юбки, вывихнула ногу и наставила тьму синяков. Одного постоя для компенсации моих убытков (и это я еще моральную сторону не посчитала!) было маловато.

— Ну если вы так настаиваете… — начала я, — то я дам вам возможность сэкономить еще больше… Отруби башку этому упырю сам.

С такими словами я потянулась к узлам на теле твари. Деревенские, не сговариваясь, разом отступили на несколько шагов. А староста, мы с оборотнем и собственно ырка остались в резко расширившемся кругу.

Крост огляделся, вздохнул, словно принимая непосильное решение, и, скрипя зубами, выдохнул:

— С-с-сколько?

Вот тут я оглянулась на Йона. Оборотень задумчиво посмотрел на заступ. Потом на меня, сейчас не менее опасную, чем ырка, взвесил, кого в случае крайней надобности упокаивать будет тяжелее, и выдал:

— Три золотых, постой и добротная одежда.

Я же после озвучивания цены могла наблюдать эффект удушения: староста побагровел, потом побледнел, беззвучно открыл рот — это Кроста схватила за горло жаба. Жадность в старосте боролась со здравым смыслом долго. Я уже подумывала о летальном исходе, когда Крост все же выдохнул:

— По рукам.

Оборотень не преминул ударить по мозолистой мужицкой ладони. Сдача объекта проходила хоть и без акта приема-передачи, но под чутким оком наблюдателей. В оные специалисты записалось практически все село.

Упыря почему-то не спешили убивать, а связали не хуже мумии, накинули на морду мешок и вообще, по ощущениям, подготовили для транспортировки почтой России.

Мне же, уставшей, голодной и подмерзшей, хотелось лишь одного — поскорее добраться до дома Бажены и уйти в постельный разнузданный загул, именуемый глубоким и непрерывным сном.

В отличие от меня, у шкуры после сдачи добычи словно открылось второе дыхание: он скрупулезно пересчитал медяки и серебряные монеты, убедился, что в сумме они составляют три золотых, дотошно выбрал порты для себя и двое для меня, несколько рубах… В общем, стало понятно: шкура к Бажене хочет, но частично. Желудок и спина оборотня жаждали сытной похлебки и мягкой перины, а вот уши явно не желали слушать трескотню хозяйки и тем паче понимать ее женихопромысловые намерения. И все же настал тот миг, когда мы с Йоном переступили порог дома Бажены.

Хозяйка всплеснула руками при виде меня и расцвела улыбкой, узрев полуобнаженного Йона. Метелка, которая не возжелала оставаться на улице, удостоилась испуганного вдовьего «ой».

Прежде чем сесть за стол, мы со шкурой осмотрели Брока. Жар у дракона спал. Оборотень перевернул побратима, снял повязки. Признаться, я думала, что все будет гораздо хуже. Но нет. Отек, по ощущениям, уже спадал, сожженная кожа где-то слегка нагноилась, но появились и маленькие островки новой дермы. А ведь такая картина у человека наверняка может наблюдаться только через несколько недель! Вот это драконья регенерация!

— Через пару дней поправится, — с излишним оптимизмом заявил Йон.

Потом пришлось бинтовать еще и свою ногу, которая, увы, такой регенерацией не обладала.

Закончив с перевязками, мы наконец-то оказались за столом. Глядя на шкуру, что так и ерзал на лавке от нетерпения, пока Бажена доставала из печи чугунок, я поняла, что единственное сильное чувство, в котором мужчина добровольно, охотно и многократно признается женщине, — это чувство голода!

А когда передо мной оказалась горячая и сытная еда, я забыла обо всем. Впрочем, поев, я смогла насладиться и зрелищем под названием «охота на жениха». Последний столь усердно и ловко сопротивлялся, что стало понятно: подстрелить такого брачной пулей посчастливится только умелой, профессиональной охотнице, да и то по весне, когда у всякого мужика организм ослаблен, гормоны играют, а в голове — облачно.

Увы, спать мне хотелось больше, чем наблюдать за боями на любовном фронте. Поэтому я предпочла стратегию мирной жизни и, заключив пакт с подушкой и одеялом, улеглась на лавке.

Проснулась, когда было уже не просто темно, а кромешно. Слышались лишь размеренное дыхание, посапывание и… стон.

Брок, сцепив зубы, метался на лавке. Совсем как тогда, когда он чуть меня не задушил. Я, выставив подушку как щит, двинулась к дракону. Ящера буквально колотило. Не в бреду, но в кошмаре, что ничуть не лучше лихорадки.

Уже наученная своими благими намерениями, я решила, что на этот раз на роль волонтера-будильника сгодится Йон. Побратим он или кто, в конце-то концов?

Растолкала недовольно сопевшую и слегка матерящуюся шкуру. Оборотень все же встал. Спустя пару минут консилиум склонился над метавшимся на подушке драконом.

— Разбуди его, иначе он скоро орать начнет, — выдала свое авторитетное мнение.

— Что я, дурак, что ли? — Видимо, Йон тоже имел бесценный опыт по вытаскиванию дракона из лап кошмара.

— Тогда Брок всех перебудит.

— Зато я останусь цел, — чуть смутившись, ответил шкура, а потом добавил: — А еще варианты есть?

— Есть. — Я вспомнила, как проснулась в объятиях дракона. — Ложись рядом с ним, обними, приласкай.

Глаза-плошки оборотня можно было рассмотреть без труда, как и застывшее в них изумление.

— Ну нежно так, как девица. — Я решила, что Йон не совсем понял.

— А может, лучше ты… Ты как-никак эта самая девица и есть, — попытался увильнуть блохастый.

— Зато, если тебя начнут душить, ты лучше высвободишься из захвата.

Про то, что есть и третий, самый радикальный способ избавить деревенских от ночной побудки из-за крика Брока, который вот-вот должен был прозвучать, я умолчала. Но подушку обняла крепче. Так, на всякий случай.

Оборотень недовольно засопел, но все же, аккуратно потеснив побратима, лег к нему на лавку и то ли зашипел, то ли зашептал что-то. Я же удостоилась фразы:

— Ты этого никогда не видела!

Ага, щас!

Брок, под бок которого угнездился Йон, метаться перестал, а потом и вовсе засопел, прижав оборотня к себе на манер плюшевого мишки. Не сказать чтобы шкура был доволен своим положением, зато я — вполне.