Конни выследила Энн с другого конца комнаты и подошла к ней, улыбаясь с профессиональным гостеприимством:

— Прошу прощения, вы ведь… кажется, вы…

— Извините… я устала. Был длинный день.

Такое признание лежало уже почти за гранью манхэттенского светского протокола. Нельзя признаваться в слабости или неполноценности.

— Вы… простите?.. — переспросила Конни, вполглаза оглядывая комнату.

— Я врач, и у меня сегодня было много больных, только и всего.

После этих слов тело Конни расслабилось, и она подошла поближе, словно хотела по-новому взглянуть на Энн — с восхищением и некоторым страхом, ибо всем известно, что доктора знают то, что неведомо остальной части человечества.

— А можно узнать вашу специализацию?

— Я терапевт. Внутренние болезни.

Конни села рядом, доверительно придвинулась к ней.

— Я все время убеждаю мужа, что ему надо показаться врачу.

Энн кивнула. Многие жены так говорят. Конни наклонилась ближе, зашептала:

— Разрешите, я вам расскажу? Ночью он очень часто писает. Встает по шесть или семь раз.

— Это слишком много.

Конни наклонилась еще ближе.

— И у него боли.

— Когда он писает?

Конни поморщилась, словно изображая эту боль.

— Думаю, нет.

— Затрудненное мочеиспускание? — спросила Энн.

— Может быть. Он такой скрытный. Я знаю, что у него боли вот здесь, внизу, пониже.

Вряд ли это доброкачественная гиперплазия простаты, скорее раковая опухоль, подумала Энн. Тест на ПСА.[14]Выявить новообразования. Исключить ложноположительные результаты. Возможно, сделать биопсию.

— Боли постоянные?

Вопрос вызвал тревогу на прекрасном лице Конни.

— Возможно… но я думаю — да, постоянные! — прошептала она.

— Между анусом и мошонкой. Болит, когда дотрагиваешься?

— Знаете… — Она сделала глубокий вдох, удивившись внезапной врачебной откровенности вопроса. Потом быстро удостоверилась, что их никто не подслушивает из-за лилий. — Знаете, да. И это меня очень беспокоит!

Энн казалось, что она уже видела лицо Конни — может быть, в рекламе.

— Он должен как можно скорее показаться урологу, лучше завтра же, и сделать компьютерную томографию.

— Как раз этого он и не хочет…

— Ему придется себя заставить.

Конни яростно закивала, глаза у неё были мокрые; похоже, она совсем забыла о вечеринке.

— Откровенно говоря, в этом ведь нет ничего особенного, — сказала Энн. — Вы женщина, вы знаете, как в наши тайны проникают гинекологи.

— Я ему говорила.

— Он никогда не проходил обследование?

— Ни разу.

Энн кивнула:

— Боится?

— Да.

— Вам действительно надо с ним побеседовать.

— Да. У него все такое чувствительное в этом месте, внизу.

— Ему надо завтра же пройти обследование.

Голос Конни стал плачущим:

— Доктор, а вы… вы проводите такое обследование?

— Почти каждый день.

— И мужчины… они не обращают внимания на то, что вы…

— На то, что я женщина? Нет. Принимают как должное.

Конни посмотрела на нее, и в ее больших прекрасных глазах, казалось, затрепетал вопрос.

— А вы, вы бы… вы бы могли это для него сделать?

— Конечно. Он может позвонить мне…

— Нет-нет, завтра он на четыре дня улетает в Германию, за ним приходит машина в шесть утра… нет-нет, я имела в виду — если бы вы… не могли бы вы… здесь, сейчас?

* * *

Здесь. Сейчас. Хочешь не хочешь, а ее обязанность, ее всегдашний долг — помогать. Конни провела ее по коридору в роскошную спальню с Пикассо на каждой стене; внизу, с двух сторон, раскинулся Манхэттен, его было отлично видно из окон. «Большие деньги, — мысленно прошептала Энн. — То, чего хочет Том».

— Вам что-нибудь нужно?

— Да, — ответила Энн.

Конни кивнула. Взяла телефон, нажала одну кнопку. Одного из слуг отправили в круглосуточную аптеку за резиновыми перчатками и лубрикантом «Кей-Уай».[15]

— Сейчас я его приведу, — сказала Конни. — Пожалуйста, подождите…

Но вот прошло уже больше чем несколько минут. Интересно, Том недоумевает, куда она подевалась? Не обязательно. Скорее всего, он с головой нырнул в беседу, которая шла на другом конце комнаты, такое с ним бывает. Она уселась на обитую материей скамью, взяв в руки свою сумочку, где лежала маленькая аптечка.

— …сделать это, Билл, я категорически настаиваю.

В дверях появилась Конни.

— Он считает, что делает мне одолжение.

В комнату вошел хмурый Марц:

— Так и есть.

— Я ему сказала, что это займет всего одну минуту.

Конни передала Энн белый пакет из аптеки и плотно закрыла дверь.

— Ну что ж, доктор…

— Пожалуйста, зовите меня Энн, — поправила она. — Поскольку я у вас в гостях.

Марц дежурно кивнул; по выражению его лица было видно, что он понятия не имеет, кто она такая.

— Где вы практикуете?

— У меня свой кабинет и эксклюзивная практика в «Бет Израэль».[16]

— Сколько осмотров подобного рода вы уже провели?

— Не знаю. Думаю, несколько тысяч.

Марц поглядел на нее; глаза его, пожелтевшие от десятилетий игры в гольф, широко раскрылись. Она не могла понять, то ли он счел ее привлекательной, то ли дело в чем-то другом. Может быть, он возненавидел свою жену за то, что она попросила его это сделать, а может быть, он возненавидел Энн за то, что она согласилась. Но скорее всего, он пытался разглядеть в ней какие-то знаки, которые позволили бы ему понять, что она в нем видит. Типично для пациентов: обследуют врача, который обследует их самих. Вблизи она заметила, что ему удаляли десятки крошечных раковых опухолей кожи, в том числе с внешнего края нижней губы. Маленькая выемка на губе — от затянувшейся раны; похоже, этот человек пренебрегал опасностью.