– Блестяще сказано, – Хильшер кивнул с одобрением и взглянул на Петра: – Надеюсь, вы всё поняли?

– Вы все сумасшедшие! – проговорил Петр, садясь.

– Боюсь, что дело обстоит как раз наоборот, – мягко проговорил Хильшер. – Некоторая несообразность мышления имеется у вас. Но мы вас не виним! Вы выросли под жестким прессом чуждой арийскому духу философии равенства, и она сильно изуродовала ваш рассудок.

Петр обхватил голову руками, мечтая только об одном – проснуться.

На плечо его легла рука, и голос Виллигута произнес:

– Пойдемте, Петер. Вы, скорее всего, еще не готовы увидеть ослепительный свет истинно арийского взгляда на мир.

Петр встал из-за стола и, пошатываясь словно пьяный, двинулся вслед за Виллигутом, не поднимая глаз. Проплыли внизу ступеньки, затем потянулся коричневый паркет зала с картинами.

На выходе из здания бригаденфюрер мягко сказал:

– Вас проводят в комнату. И постарайтесь всё же принять истинную картину мира. Я понимаю, сделать это трудно. Но хотя бы попробуйте.

Петр промолчал и сам, опережая конвойных, зашагал по знакомому уже пути.

Нижняя Австрия, город Вена,

военный комиссариат Советской армии по Австрии

28 июля 1945 года, 11:50 – 12:21

Бургомистр Вены, Теодор Кернер, выглядел совсем не так, как положено отставному генералу. Сутулый и худощавый, он казался обманчиво мягким и характер, прочнее стального клинка, проявлял редко. Это генерал-лейтенант Благодатов за время совместной с Кернером работы хорошо осознал.

– Рад видеть вас, господин бургомистр, – сказал он, вежливо поклонившись.

– Я вас тоже, товарищ комендант, – не менее любезно отозвался Кернер, хотя лицо его было мрачным.

Встретились они в приемной у маршала Конева, и мрачность бургомистра можно было легко понять. Неизвестно откуда возникли вроде бы окончательно уничтоженные нацисты и осмелились подступить к самым стенам Вены.

– Прошу вас, – сказал секретарь маршала, открывая дверь.

В кабинете Конева пахло кофе, а за распахнутым по случаю зноя окном беззаботно пела какая-то птаха. Сам маршал выглядел усталым, а на лбу его горными грядами застыли морщины.

– Добрый день, товарищи, – сказал он сухо. – Присаживайтесь.

Благодатов опустился на стул, как всегда – на самый краешек. Краем глаза заметил, что и Кернер напряжен, словно струна.

– Докладывайте, товарищ генерал, – Конев бросил выразительный взгляд на Благодатова, и тот понял, что должен говорить откровенно, ничего не скрывая от австрийца. Немецким же генерал-лейтенант владел блестяще, равно как и маршал.

– Слушаюсь, – ответил он на языке Гегеля и Гёте. – Сегодня в восемь ноль пять с направления Линц – Санкт-Пельтен наши части, занимающие позидии в Хадерсдорфе[39]и Тиргартене, были атакованы. Предположительно – бунтовщиками из солдат и офицеров СС. В результате полуторачасового боя противник был отброшен, его попытка прорваться к Вене провалилась.

– Каковы потери? – поинтересовался Конев.

– Противник использовал при атаке танки, нам удалось подбить семь, из них пять – американских моделей. Потери в живой силе оценить трудно. – Благодатов рапортовал спокойно, словно докладывал о результатах дивизионных учений. – С нашей стороны – уничтожено десять противотанковых орудий, убито около полутора сотен человек, около трехсот – ранено.

– Так много? – потрясение обозначилось на лице Кернера. – Я думал, это небольшая банда. Сколько же нацистов?

– Исходя из их огневой мощи можно сделать вывод – не менее пяти десятков танков и САУ и двух тысяч пехотинцев.

– Насколько мне известно, в городе Вена расквартированы две дивизии, – бургомистр немного успокоился, но в словах его время от времени проскальзывало изумление. – Почему же вы сами их не атакуете?

– Наши дивизии – стрелковые, – ответил маршал. – В них наберется полтора десятка легких танков. А против «тигров» они совершенно бесполезны. Будем пока обороняться.

– В любом случае, мы имеем дело с крупным восстанием, – проговорил Кернер после некоторого раздумья. – И возникло оно, как я понял, на американской территории. Что предпринимают союзники?

– Я говорил сегодня с маршалом Жуковым, – ответил Конев, и лицо его помрачнело. – Он сейчас в Потсдаме. Вопрос о восстании обсуждался там, но и Трумэн и Эттли[40]ведут себя очень неопределенно. По сведениям нашей разведки, американцы и англичане даже выпускают из лагерей военнопленных, позволяя им соединиться с восставшими. И это в тот момент, когда диверсантами уничтожен аэродром в Мюнхене!

– И погибло довольно много солдат союзников! – изумленно покачал головой Благодатов. – И генерал Локхард!

– Что генерал! – маршал презрительно прищурился. – Он был героем еще бурской войны,[41]а в этой прославился только тем, как отступал от фрицев при Арденнах! Буржуазные государства, как я думаю, готовы пожертвовать не одним генералом, лишь бы вооружить недобитых фашистов против советских войск!

– Вполне вероятно, – мрачно вздохнул Кернер. – В какой срок вы надеетесь отбросить немцев от города?

– Как только подойдут части, которые я вызвал из Праги, – ответил Конев. – Но хотелось бы обсудить другой вопрос. Немцы, по некоторым сведениям, обладают специально подготовленными солдатами, которые способны проникнуть в Вену и причинить нам уже этой ночью немалые неприятности. Товарищ генерал-лейтенант, расскажите, что вы можете предложить для повышения уровня безопасности в городе?

Объективная наука есть изобретение вредное, она – тотем упадка.

Ганс Гербигер, 1925

Верхняя Австрия, окрестности города Эффердинг

28 июля 1945 года, 16:15 – 16:57

После целого дня, проведенного в жаркой кабине грузовика, оберстгруппенфюрер Дитрих чувствовал себя отвратительно. Болела голова, совсем по-старчески ломило суставы. Хорошего настроения не добавляло и то странное обстоятельство, что на пути через Баварию никакие американские войска не помешали движению беглецов. Это заставляло Дитриха подозревать янки в грандиозной подлости. В некоторые моменты он даже начинал раскаиваться в решении бежать из лагеря, где было так спокойно…

Но сомнения развеялись в тот момент, когда передний грузовик автоколонны, американский «студебеккер», миновал указатель, сообщающий, что до Эффердинга осталось пять километров.