Наступила ночь; биваки враждующих сил запылали бесчисленными огнями кругом верст на двадцать пространства; огни отражались в небосклоне на темных облаках багровым заревом; пламя в небе предзнаменовало пролитие крови на земле».

Готовясь к сражению, Кутузов умело расположил наличные силы на поле предстоящей битвы. Согласно диспозиции они делились на войска левого и правого крыла и центра.

26 августа Кутузов проснулся рано, объехал войска, убедился в том, что солдаты, офицеры и генералы горят желанием сразиться с неприятелем, победить или умереть, и, вполне удовлетворенный, вернулся на наблюдательный пункт.

Наполеон провел ночь перед сражением в «мучительном беспокойстве», сам не спал и не давал заснуть своим адъютантам. Обращаясь к дежурному генералу Раппу, он внезапно спросил:

— Верите ли вы в завтрашнюю победу?

— Без сомнения, ваше величество, но победа будет кровавая.

Наполеона всю ночь не покидала мысль, что русская армия снова не примет сражения. Когда же на востоке блеснул первый луч нового дня и осветил поле Бородинской брани, император французов воскликнул:

— Вот оно, солнце Аустерлица!

Ошибался баловень фортуны. То было солнце Бородина, и светило оно не ему, а русскому полководцу Кутузову. Правда, сквозь клубы дыма московского пожара.

У Ермолова первые лучи восходящего солнца, осветившие «то место, где русские готовились бестрепетно принять неравный бой», вызвали мысль о городе его детства. «Величественная Москва, здесь участь твоя вверяется жребию, — размышлял Алексей Петрович. — Еще несколько часов и, если твердою грудью русских не будет отвращена грозящая тебе опасность, развалины укажут место, где во времена благоденствия ты горделиво вздымалась!»

Главные события развернулись на левом крыле Бородинской позиции, занимаемом второй Западной армией П.И. Багратиона, у Семеновских флешей, которые оборонял пехотный корпус М.М. Бороздина.

В пять часов начался артиллерийский обстрел флешей. Затем последовал штурм. Наполеон бросил в бой пехотные корпуса маршалов Даву, Нея, Жюно, всю кавалерию Мюрата, доведя постепенно число атакующих до 45 тысяч штыков и сабель и 400 орудий.

«Страшные громады сил», по определению А.П. Ермолова, двинулись на штурм русских укреплений перед деревней Семеновской. При этом почти полностью была истреблена дивизия М.С. Воронцова. «Она исчезла не с поля сражения, а на поле сражения», — как оценил ситуацию ее израненный командир. Оставшихся в живых принял под свое командование генерал-лейтенант Д.П. Неверовский, но и он был контужен.

Французы тоже понесли большие потери. Погибли многие генералы и командиры полков. Маршалов Наполеона, кажется, стала покидать уверенность. Они запросили у императора подкреплений, но получили отказ.

Семеновские флеши, покрытые тысячами убитых людей и лошадей, несколько раз переходили из рук в руки. Ближе к полудню начался последний отчаянный штурм уже разрушенных укреплений. П.И. Багратион решил предупредить врага контратакой.

«Вот тут-то и последовало важное событие, — вспоминал позднее поручик Апшеронского пехотного полка Ф.И. Глинка. — Постигнув намерение маршалов и видя грозное движение французских сил, князь П.И. Багратион замыслил великое дело. Приказания отданы, и все левое крыло наше по всей длине своей двинулось с места и пошло скорым шагом в штыки».

Атака русских была отбита.

Теперь Даву повел своих героев в штыковую атаку. Осыпаемые градом русских пуль, французские гренадеры не отстреливались. П.И. Багратион, хорошо знавший цену воинской отваги, восторженно приветствовал врага криками: «Браво, браво!» Это был последний бой князя Петра, любимца А.В. Суворова и всей армии, смертельно раненного осколком ядра.

«В мгновение пронесся слух о его смерти, и войско невозможно удержать от замешательства, — свидетельствует А.П. Ермолов. — Никто не внемлет грозящей опасности, никто не думает о собственной защите: одно общее чувство — отчаяние. Около полудня вторая армия была в таком состоянии, что некоторые части ее, не иначе как, отдаляя на выстрел, можно было привести в порядок».

Семеновские флеши, вошедшие в историю Отечественной войны с именем П.И. Багратиона, оказались в руках французов. Командование 2-й армией временно принял на себя П.П. Коновницын. Он отвел войска за овраг и стал готовиться к отражению атак противника. Первые попытки сместить русских с новой позиции были отражены.

Князь Н.Д. Кудашев, прибывший на командный пункт тестя М.И. Кутузова, донес о положении 2-й армии, пришедшей в замешательство после ранения князя П.И. Багратиона. Выслушав зятя, главнокомандующий приказал А.П. Ермолову, стоявшему рядом, немедленно отправляться во вторую армию, привести ее артиллерию в порядок, снабдить снарядами, в которых она испытывала недостаток, и, если возникнет в том необходимость, указать на недостатки с учетом местных условий и «обстоятельств настоящего времени».

Взяв из резерва М.Б. Барклая-де-Толли три роты батарейных орудий с полковником А.П. Никитиным, «известным отличной храбростью», А.П. Ермолов пустился на левый фланг решать поставленную перед ним задачу. За ним увязался и сам начальник артиллерии первой армии генерал-майор граф А.И. Кутайсов.

— Александр Иванович, вам не следует ехать со мной, — убеждал Ермолов Кутайсова. — Князь Кутузов чрезвычайно сердится, не видя вас при себе.

«Не принял он моего совета», — сожалел Алексей Петрович, вспоминая славный день Бородина.

* * *

После падения Багратионовых флешей главным пунктом Бородинского сражения стала Курганная высота, на которой была возведена батарея. Атаки на нее начались еще в 10 часов утра. Теперь же она попала под перекрестный огонь французской артиллерии, который нарастал с каждой минутой. «Ядра с визгом ударялись о землю, выбрасывали вверх кусты и взрывали поля, — вспоминали пережившие этот ад солдаты и офицеры лейб-гвардии Московского полка. — Сверкало пламя, гремел оглушительный гром».

После ожесточенной артиллерийской подготовки в атаку на высоту пошла итальянская дивизия Ж.Б. Брусье, но огнем из сорока шести орудий она была отброшена.

Готовя вторую атаку, Е.Н. Богарне усилил Ж.Б. Брусье французской дивизией Ш.Л. Морана, взятой из корпуса Л.Н. Даву. Впереди нее шла бригада Ш.О. Бонами, которая уже ворвалась на Курганную высоту, обороняемую солдатами корпуса Н.Н. Раевского. Сам командир его оказался в смертельной опасности.

— Ваше превосходительство, — услышал Раевский голос своего ординарца, — спасайтесь!

Николай Николаевич оглянулся и увидел в шагах пятнадцати от себя французских гренадеров, ворвавшихся в редут со штыками наперевес. Он с трудом пробрался на левый фланг позиции своего корпуса, вскочил на лошадь и увидел, как генералы Илларион Васильевич Васильчиков и Иван Федорович Паскевич, выполняя его приказ, устремились со своими солдатами на неприятеля. Многие из них пали в неравном бою или были рассеяны. При восьмидесяти орудиях русских батарей не осталось уже ни одного заряда.