плетёный шнурок на гримерном столике, и через пару минут в комнату вошла крохотная женщина, почти лилипутка, со сморщенным личиком, в тёмно-синем длинном платье. – Вот, знакомься, дорогой, это моя помощница, Варвара Камаева. Варюша, это…

– Я знаю, – непочтительно перебила её костюмерша. – Была на собрании и всё слышала.

Говорила эта малютка низким, прокуренным голосом.

– Варвара Ильинична, ещё несколько вопросов, – мягко попросил Суржиков.

– Несколько? – она хмыкнула. – Ну, ладно, идём в мою конуру. А ты, Вика, давай-ка приляг. Тебе перед спектаклем надо хоть часок поспать!

«Конурой» оказалось помещение под крышей, когда-то просторное, но сплошняком завешанное костюмами и платьями, заставленное полками с обувью, шляпными коробками, непонятными сундучками и множеством иного барахла. Оглянувшись, Владимир примостился на крышке старого сундука, выкрашенного зелёной краской. Костюмерша покружила по комнате, поправляя то одно, то другое, наконец, вытащила из-под вороха платков и шалей низкий стул и уселась.

– Спрашивай, – велела она.

Суржиков снова прочитал ту же самую фразу из рассказа Мавлюдовой и спросил:

– Что за ребёнок?

– Так Ларочка, Маши Кольцовой дочка, – нисколько не удивилась Варвара. – Хорошая девочка, только шебутная очень. Так-то обычно она с Машиной бабушкой остаётся, а тут радикулит старуху прихватил. А у Маши роль хоть и не главная, но важная, она играла сиделку Плимсолл, так что никак пропустить спектакль не могла. Ну, и взяла девчонку с собой. Мы за ней и присмотрели.

– Она могла зайти в гримёрки?

– Ты что, на ребёнка хочешь кражу свалить, сыщик хренов? – глаза костюмерши сузились, и она вдруг стала похожа на разъярённую крысу.

На всякий случай Суржиков отодвинулся и ответил:

– Ни в коем случае! Но ей наверняка было любопытно, она могла что-то увидеть. А могла взять в руки красивую вещь, поиграть и переложить куда-то, а то, что ребенок убрал, взрослому не найти!

– Скажешь тоже… Старые туфли тоже «красивая вещь»?

– Мне кажется, что это разные истории, – честно ответил Влад.

Он и сам не понимал, в какой момент у него возникла эта мысль, но, раз уж у него был заинтересованный слушатель, надо было этот вариант обсудить.

– Ну-ну… – костюмерша всё ещё была настроена скептически.

– Смотри, Варвара Ильинична, что получается: девочка…

– Лара.

– Да, Лара, забрела в гримёрку Виктории, когда вы отошли посмотреть кульминационную сцену. Веер был красивый, привлёк её внимание, и Лара взяла его поиграть. А взамен оставила другую красивую вещь, свою заколку с камушками. Потом пришла Виктория, заметила пропажу, начался шум. Девочка напугалась и спрятала веер куда-то, где он и пролежит до конца века, пока здание не снесут. Может такое быть?

– Ну-у… Наверное. Злого умысла же не было, ты ж понимаешь?

– Конечно, – уверенно ответил Суржиков. – Какой злой умысел у четырёхлетней крохи? И Виктория не станет сердиться, когда всё это поймёт!

– Ладно. А остальное?

– А остальное – это кто-то из труппы, кто давно копил злобу. Или его подговорили, не знаю пока, но узнаю. Шум насчет веера слышали все, он сложил два и два и понял, как можно среди актёров внести разброд и шатание, потому что вы ж сами знаете, суевернее нашей братии только рыбаки, да и то не все.

– И у тебя есть кто-то на примете? – Варвара смотрела на него с сомнением.

– Есть кое-кто. И, если позволите, я буду с вами советоваться.

– Ла-адно. Ты ж, небось, ещё и с Машей хочешь поговорить?

– Пока нет, – ответил Суржиков, вставая. – Зачем я буду раньше времени женщину тревожить, вот когда всю картинку нарисую, тогда, может быть, и поговорю. Главное – что я теперь знаю, первая кража была не кражей, а спусковым крючком.

Работников вагона-ресторана трудно удивить чем бы то ни было.

Но компании, отправившейся из Линца в Краков, это удалось. Выспавшиеся сыщики заказали всё, что было в меню, и не только заказали, но и съели. Первые минут двадцать разговоров за столом не было, трое молодых мужчин методично уничтожали всё, что им приносили, от эллинского салата до венского шницеля.

Наконец на стол водрузили тарелки со штруделем и кофейник. Инспектор Никонов откинулся на спинку диванчика и спросил:

– Расскажешь, что мы знаем об аресте и обвинениях против твоего учителя?

– Расскажу, – кивнул Алекс. – Доедай и пойдём в купе.

Штрудель закончился поразительно быстро.

Осмотрев стол и не найдя более ничего съедобного, Верещагин подозвал официанта, расплатился и встал.

– Пошли.

Они уже почти вышли из вагона-ресторана, когда Никонов в два прыжка вернулся, ухватил со стойки три шоколадки и сунул бармену монету.

– Неприкосновенный запас! – гордо сказал он, присоединяясь к друзьям.

– Интересно, доживёт ли он до вечера? – спросил Кулиджанов, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Не имеет значения! Главное – он есть, – и инспектор засунул плитки в карман куртки.

В купе Алекс тщательно запер дверь, активировал амулет от подслушивания и выложил на стол тощенькую папку.

– Это протокол допроса, потом почитаете, если захотите. Если резюмировать эти бумаги и всё, что мне ещё удалось узнать, история получается… странная, – он помолчал, бесцельно переложил папку и продолжил вопросом. – Помните ли вы историю войны за пражское наследство?

Остальные двое переглянулись, потом Кулиджанов сказал неуверенно:

– Это… лет триста назад, да?

– Триста пятьдесят четыре, Саша! – Верещагин многозначительно поднял палец к потолку. – Именно тогда были разработаны наиболее успешные формулы трансмутации.

– В смысле превращения олова в золото? – скептически поинтересовался Никонов.

Алексей усмехнулся:

– Ну, именно эта сторона трансмутации наиболее интересна для публики. Но, вообще говоря, благодаря этим формулам можно работать с чем угодно… неживым. То есть, превратить льва в овцу не выйдет, а вот гранит в рубин – да.

– Ладно, предположим… И как в это впутался господин Таунен?

– У каждого свои недостатки, – пожал плечами Верещагин. – Василий увлекался историей магии. Именно историей, поскольку у него самого настолько слабая магия воды, что даже наполнить чашку не получится. И более всего ему был интересен девятнадцатый век, а в последнее время – как раз эта самая война за пражское наследство.

– Слушай, но вроде бы в то время никаких великих открытий в магии уже не совершали? Хотя да, формулы трансмутации…

– Именно. И ты не совсем прав, открытия были, но они оставались как бы в тени. Так вот, в Кракове Василию особо нечем было заняться, мальчишки днями пропадали в школе, и наш гувернёр бродил по книжным магазинам и букинистам. Однажды он познакомился с паном Тадеушем Красницким, известным любителем книг, и тот пригласил его посмотреть коллекцию пана Войтыцкого, тоже знаменитого коллекционера. Прошу заметить, коллекцию инкунабул, гримуаров и просто старинных книг собирал пан Бронислав, незадолго до того скончавшийся. Сын его, не книжник ни разу, отцовское