– Товарищ командир, – обратился к Михееву лейтенант Иван Дзешкович, командир минометной роты, – разрешите, я со своими ребятами схожу. Не может быть, чтобы совсем невозможно пройти.

– Ступай, Иван. На рожон не лезь. Разведаешь и – назад, – ответил Михеев и задумался: «Что будем делать, если брешь не найдем… Завтра немцы вообще все шоссе закроют. За ночь надо обязательно пройти…»

Дзешкович вернулся через три часа.

– Подошел к шоссе поближе, – рассказал он Михееву, – и что вижу: стоит танк на домкратах, гусеницы крутятся – лязг страшный! И бьет из пушки куда ни попадя. Ведь просто издеваются над нами!

– Сколько ты прошел вдоль шоссе? – спросил Михеев.

– Метров триста-четыреста. На той стороне за обочиной видел два танка. Голоса слышал. Даже на губной гармошке играют, гады… Наших в кустах много лежит, убитых, а техники разной – не проехать…

– Будем прорываться здесь, напрямик, – сказал, словно отрезал, Михеев.

– Может быть, еще поискать место? Должны же у них быть дыры, – неуверенно произнес майор Волков, начальник штаба полка. – Справа густая стрельба. Там, наверное, проще следом перейти.

– Справа кого-то бьют, и мы еще придем свои головы подставим… – возразил Михеев.

– Туда прошли три бронетранспортера и десяток мотоциклистов, слышно было, – вмешался в их разговор лейтенант Дзешкович.

Михеев поставил вперед взвод лейтенанта Аветика Нагопетьяна, лично объяснил ему, что предстоит делать. Проверил оружие у бойцов и вздохнул, угрюмо глядя себе под ноги.

– Разрешите действовать, товарищ комиссар? – спросил Нагопетьян, блеснув своими черными, как вишня, глазами.

Михеев слабо махнул рукой, отворачиваясь от строя. Жалко было парня. Шел почти на верную смерть, но и послать больше было некого. Лучше его – не было. Хуже – без толку посылать. «Если он застрянет, придется искать другое место», – невесело подумал Михеев, глядя в спины уходивших за Нагопетьяном пятнадцати бойцов.

Минут через двадцать на шоссе дружно затрещали выстрелы, хлопнуло несколько гранат, выстрелили из танка, а потом слева и справа часто застучали автоматные очереди.

«Уж не окружают ли их?» – испугался Михеев.

Взвод лейтенанта Нагопетьяна, выйдя к шоссе и развернувшись, огляделся, сколько было возможно, по команде своего командира дружно выскочил на шоссе, стреляя из винтовок и бросая гранаты в стоявшие на той стороне грузовики. Гитлеровцы, не ожидавшие столь дерзкого нападения, метнулись кто в лес, кто на обочины, беспорядочно отстреливаясь из автоматов. Нагопетьян поймал на лету одну за другой две гранаты, ловко метнул их обратно, после чего стрельба впереди сразу же стихла.

По шоссе хлестал из пулемета танк, еще один, метрах в двухстах, выезжал с обочины на шоссе. Бойцы взвода залегли перед самым шоссе, перестреливаясь с небольшой группой автоматчиков.

– Дай-ка бутылку… Да давай и вторую, – окликнул Нагопетьян лежавшего впереди Курпаса, огромного литовца, бойца его взвода.

Лейтенант Нагопетьян прополз между двумя стрелками и вышел как раз напротив правого танка.

«Встал, думает, и не докинуть? Ну-ка – держи!» – и Нагопетьян бросил в танк, целясь на двигатель, бутылку с горючей смесью.

По танку быстро растекся огонь, и его пулемет замолчал.

Теперь, уже перебежками, Нагопетьян приблизился ко второму танку. Кто-то еще раньше бросил в него бутылку, но не попал, и на шоссе горел дымный костер, а танк медленно отползал назад.

«Куда ж ты, погоди», – сказал сам себе Аветик, бросая бутылку в танк. Звякнуло разбитое стекло, и огонь ручейками поплыл с брони на землю. Танк быстро окутался дымом, из башни показался танкист с горящей спиной, но потом медленно сполз вниз.

Стрельба велась со всех сторон, но с паузами, и Нагопетьян достал ракетницу. А спустя несколько минут через шоссе хлынул поток серых фигурок, повозок, все это растекалось по лесу и беспорядочно стреляло по сторонам.

– Ну, лейтенант, если бы не ты… – хлопал Михеев Нагопетьяна по спине. – Награда за мной.

– Курпас! – окликнул Нагопетьян своего бойца. – Давай сюда чемодан. Посчитал?

– Это что? – на ходу спросил Михеев.

– Деньги. Наши. В автобусе нашли. И автобус наш, там даже портрет товарища Сталина. А на ступеньках дохлый немецкий офицер. Это они в нашем автобусе ездили! И еще… Курпас, где портфель?

– У меня.

– Ну, пока оставь. «Регимент» по-немецки полк? Значит, взяли документы штаба тридцать четвертого немецкого полка.

– Ваня, – догнал Нагопетьян медленно бредущего Дзешковича, – выбрал себе минометы?

– Какой-то закинули на повозку, но что толку, без мин.

– А почему невеселый?

– Шинель я обронил на шоссе.

– Ну, это не беда, мог бы сам с ней остаться. А вернись? – И Нагопетьян весело запел свою любимую: «Эх, Андрюша, нам бы знать печали…»

«Совсем мальчишка…» – с завистью подумал Михеев и вспомнил себя таким же, в Гражданскую.

В лесу перед Сожем Михеев встретил парторга полка политрука Тарасова, политрука Александрова и с ними двадцать пять бойцов, которые тоже пробились с боем. По дороге они сожгли танк, бронемашину, шесть грузовиков – «бюссингов», уточнил Александров, уничтожили два мотоцикла и с десяток гитлеровцев.

«Ничего, поживем и повоюем», – оглядываясь по сторонам и видя, что людей вокруг еще немало, подумал Михеев.

Варшавское шоссе в районе Пропойска в конце июля 41-го многим из тех, кто тогда оказался севернее его, представлялось чем-то таким, через что переступив – будешь жить и дальше. Шоссе не разделяло всех на живых и мертвых, никто не загадывал, что если он перейдет его, то не погибнет и потом. Многие видели, что смерть чаще всего случайна, бывало и так, что человек погибал и сразу за Сожем, сидя за котелком каши, от случайной пули, только полчаса назад вместе со всеми радуясь, что перешел, живой. Но все верили, что там, за Сожем, все, вся война пойдет теперь по-другому, там уже настоящий, плотный фронт.

Были и такие, для кого Сож и шоссе перед ним стали своеобразным Рубиконом. Даже решиться перейти его оказалось для многих непросто, тем более что были и более легкие пути – уйти в лес, в сторону, переждать сутки-трое, надеясь, что из-за Сожа наши ударят навстречу или что немцы уйдут на восток. Но подавляющее большинство не допускало и мысли не идти на прорыв.

Трое суток на 430-м километре Варшавского шоссе ни на минуту не стихала стрельба, умирали русские и немцы, противопоставляя воле – волю, силе – силу.

Вся 10-я моторизованная дивизия гитлеровцев и десятки танков из 4-й танковой трое суток отбивались от яростных атак советского 20-го стрелкового корпуса генерала Сергея Еремина. Кровавые схватки одновременно вспыхивали на многих участках Варшавского шоссе – мотоциклисты, танки, одиночные грузовики с автоматчиками и целые колонны и батальоны метались вдоль шоссе, словно пожарные команды перед лесным пожаром.