Через двадцать минут я успела проклясть свою гордость. Ясно же, что рыжий преодолел бы это же расстояние минимум в четыре раза быстрее, даже с ношей. Сэкономили бы время и силы… и нервы — тоже, так как дорога оказалась неровная, опасная в темноте. Один раз даже пришлось перебраться по тонкому, почти прозрачному мосту через трещину в земле; там, в глубине, что-то зеленовато светилось и щелкало. Мне стало жутковато, и я рефлекторно придвинулась к Тейту. Он обнял меня за талию и не отпускал, пока мы не вышли к зарослям высокой, в два человеческих роста, сизоватой травы с гроздьями лиловых соцветий. Пахли они вблизи сладковато и неприятно. Рыжий там замедлил шаг и немного обогнал меня, жестом попросив держаться позади.

— Только не говори, что здесь тоже опасно, — вырвалось само. Язык прикусить я не успела.

Вот что значит недосып.

— Угу, по врагу под каждым кустом и ловушки на дороге расставлены, — фыркнул Тейт. Кажется, это предположение его действительно рассмешило.

В зарослях обнаружилась тропинка. Она петляла, словно была проложена по минному полю в обход заложенных бомб. Шары-светлячки выстроились цепочкой и парили над нами, то слегка обгоняя, то притормаживая. Я шла второй, невольно пялясь рыжему в спину, и только поэтому заметила, что постепенно его походка изменилась. Если раньше он шагал так, словно в любой момент мог сорваться на бег, то теперь движения стали плавными, завораживающими. Даже со стороны чувствовалось, сколько в нем физической, животной силы, как слаженно работают мышцы. Но эта мощь не пугала, а… притягивала?

По спине у меня мурашки пробежали.

Я поймала себя на том, что пялюсь на его ноги, отвела взгляд и сглотнула.

Почему-то стало жарко.

— Пришли, — сказал вдруг Тейт. В голосе его появилась хрипотца, как случалось иногда ночью спросонья, но вместе с новыми движениями впечатление складывалось совсем иное. Не уязвимость, а чувственность. — Познакомлю тебя с интересным человеком.

Тропинка ныряла под землю и уже в туннеле начинала горбиться кривыми ступенями. Через некоторое время ход повернул, затем раздался вширь и ввысь. Образовавшуюся пещеру перегораживал целый водопад из бусин, нанизанных на нити, — десятки, сотни тысяч маленьких полупрозрачных шариков из материала, похожего на цветное стекло. По ту сторону занавеса что-то светилось, и это сияние радугой дробилось в острых гранях и сколах бусин.

Тейт остановился.

— Нэккен! — крикнул он все тем же новым, будоражащим воображение голосом. — Я пришел, можно?

Свет стал ярче; бусины с мелодичным звоном раздались в стороны, открывая проход.

— Тебе — всегда, — ответил из глубины помещения женский голос.

Рыжий рассмеялся, слегка откинув голову назад. Кожа у меня снова покрылась мурашками, и очень захотелось пить; я отвернулась и ущипнула себя за руку.

Наверняка завтра синяк будет.

— Даже если я не один и по делу?

От невидимой хозяйки пещеры отчетливо повеяло разочарованием. А я с каждой секундой чувствовала себя все неуютнее. Неужели рыжий додумался привести меня к одной из своих… одной из восемнадцати? Серьезно?

— Проходите, — наконец ответила она, и бусины разошлись еще шире.

Сверкающий занавес оказался широким, почти полметра толщиной. На некоторых стекляшках были такие сколы, что неосторожный человек мог порезаться от одного прикосновения. На Тейта бусины не реагировали, а ко мне настороженно поворачивались остриями.

Красноречиво, да уж.

Жилище Нэккен представляло собой анфиладу просторных комнат под высокими сводами. И везде, насколько хватало глаз, лежали россыпью и аккуратными горками цветные бусины с режущими сколами. В первом помещении, видимо выполняющем функции холла, преобладали синие и фиолетовые цвета. А в следующем, где и поджидала хозяйка, бусины были гранатовыми — того пугающего оттенка, который напоминает густую кровь на просвет. У стен в несколько рядов стояли двухметровые округлые вазы с узкими горловинами, с потолка свисала гроздь огневеющих шаров.

Нэккен оказалась под стать своему дому. Не слишком высокая, с тонкой талией и широкими бедрами; лицо сердечком, темно-красные волосы мелко вьются, глаза напоминают сине-зеленое прозрачное стекло; губы и веки зачернены. Свободный костюм цвета морской волны дополнен широким темным поясом. Над лбом вместо шарфа — причудливое приспособление вроде очков в массивной кожаной оправе, только линзы цветные и в три ряда.

— Долго ты не заглядывал, — делано скучающим голосом сказала она.

— Дела, — по-взрослому цинично улыбнулся Тейт, а затем подтолкнул меня вперед. — Вот какие. Ты слышала про Трикси? Мою добычу?

Я на всякий случай держала купол свернутым, в режиме защиты, но все равно ощутила, как расслабилась хозяйка дома. Похоже, перевела меня из разряда соперниц в имущество, прилагающееся к Тейту по умолчанию.

— Слышала, конечно, — склонила она голову к плечу.

— Она учится у мастера Ригуми. Делает успехи, — с гордостью произнес рыжий, глянув через плечо, но почти сразу же повернулся к Нэккен. — Здорово, конечно, только завтра я отправляюсь на заготовки. Одну ее не оставлю. Ты ведь понимаешь почему. Сообразишь для нее чего-нибудь в дорогу? Надежное, чтобы мне лишний раз не отвлекаться на мелких айров. И еще… — Тейт запнулся, будто в сомнении; я чувствовала, что он лукавит, но хозяйка дома, кажется, принимала этот спектакль за чистую монету. — В общем, там будут неприятные люди. Ты понимаешь, о ком я. И мне хотелось бы, чтобы все выглядело хорошо. Деньги есть, не волнуйся.

Нэккен уставилась на меня снова, теперь задумчиво и оценивающе, как скульптор разглядывает необработанную мраморную глыбу. Я видела свое отражение в ее зрачках — фарфорово-белое лицо, черные, ничего не выражающие глаза, слишком темные и длинные по меркам Лагона волосы. Нечто среднее между красивым имуществом и диким зверьком.

Незавидная роль.

— Ты хочешь произвести впечатление? — прямо спросила Нэккен, обращаясь, разумеется, не ко мне.

— Да, — уверенно ответил Тейт. — Ты нужна как художник и творец. Никто другой не справится. Ты такая единственная.

Мне захотелось рассмеяться. Настолько по-идиотски я себя не чувствовала давно. Самое глупое, что рыжий вообще-то почти не врал, а хвалил Нэккен и вовсе с искренним жаром, такое не подделаешь. И она велась — глупо, как может только по уши влюбленная женщина.

— Что именно нужно?

Он сдержал торжествующую улыбку, но мысленно буквально завопил от восторга. Ему хотелось развернуться и обнять меня — это грело душу… И поцеловать Нэккен — вот уж без чего можно было бы и обойтись.

— Два костюма, сапоги. И белье, три пары. А потом, когда вернемся, сделаем что-то, по-настоящему впечатляющее, — произнес Тейт, склонившись к ней мягко и текуче.

Нэккен рефлекторно облизнула губы.