щипцы и вытащил пульку. Отцу того паренька он сказал, мол, потренируйте сына на консервных банках, иначе он кого-нибудь покалечит.

Но в день аварии я впервые видела в папиных глазах панику. Вошел доктор и начал задавать мне вопросы. Сложно примерять на себя роль пациентки, когда сама привыкла проводить осмотры, но я покорно отвечала – лишь бы это выражение исчезло из папиных глаз. Тело болело. Я попросила у доктора тайленол и, когда тот усадил меня в кресло и сказал отдохнуть, закрыла глаза. Открыв их через некоторое время, я увидела маму.

– Водителя нашли, – сказала она. – Он сам пришел в участок. Папе только что звонил полицейский. Говорят, он признался, что ехал на красный.

Значит, моей вины в аварии не было. Хоть к этому привели не мои действия. Забрал ли Мэйс пикап? Сможет ли выбраться в больницу? Мне нужно было скорее вернуться к девочкам.

– Слава богу, ты не мою машину испортила, – вяло попыталась пошутить мама.

Не глядя на нее, я спустила ноги на пол.

– Доктор сказал, можно идти?

– Думаю, пока рано.

– Мне надо торопиться.

– Я отвезу тебя домой.

– Нет, нельзя.

Мама помогла мне встать.

– Почему? Ты превышала скорость? Ты не видела ту машину? Куда ты направлялась, Сивил? – Она так и сыпала вопросами.

– Где моя сумка?

В сумке лежало письмо. Я так и не рассказала Индии, что ее приняли в школу и теперь она не останется без внимания.

– Сумка тебе не нужна, потому что мы едем домой.

В комнате ожидания сидели Алиша и Тай. Я подошла к стойке медсестер и расписалась на паре бумажек, после чего мама и эти двое повели меня к выходу. Солнце уже зашло. Мама крепко держала меня под руку, будто не собиралась отпускать, пока я не объяснюсь. Я могла бы вырваться, но мама так давно не проявляла решимости, что сопротивляться было выше моих сил. Все и впрямь перевернулось с ног на голову.

– Пусть Алиша с Таем отвезут меня в Профессиональный медцентр.

– Это еще зачем? С тобой весь день были прекрасные доктора…

– Там девочки. Им…

Меня опять будто ударили под дых. Я не могла произнести это. Пока здесь все радовались, что я осталась в живых, девочки по-прежнему лежали на койках, навсегда лишившись возможности родить ребенка. В ушах зазвучали стоны Индии, и я закрыла глаза.

– Сестер Уильямс хирургически стерилизовали, – наконец произнесла я.

– Кто? – Ключи брякнули у мамы в руках.

– Миссис Сигер их стерилизовала? – почти выкрикнула Алиша.

Тай, судя по всему, готов был вот-вот взорваться. Он приехал в том же строгом костюме, что и в день, когда мисс Поуп рассказала нам про эксперимент над пациентами с сифилисом в Таскиги.

– Она может такое делать? – изумленно спросила мама.

– Эту операцию могут назначить в клинике. Она… разрешена. – Я перешла на шепот. Тайленол подействовал, но слабо. – Пожалуйста, вы можете отвезти меня к ним в больницу? А ты, Тай, привезешь миссис Уильямс туда же? Пожалуйста.

– Они же совсем дети.

– Знаю, мам.

Она положила руку мне на плечо и сказала:

– Господи, будь милосерден.

Я хотела ответить, что для этой просьбы уже слишком поздно.

* * *

Мама осталась внизу, в главном вестибюле. Она считала, что Уильямсам ни к чему посторонние взгляды, но хотела быть рядом, когда я вернусь. Двери лифта открылись, и я, скрипнув подошвами, вышла на четвертом этаже. Алиша привезла мне в больницу сменную одежду. Сложение у нас было похожим, но ее туфли мне жали, так что я все еще ходила в своей белой, запачканной обуви – проклятое напоминание о произошедшем. Еще мне не мешало бы помыться.

Мэйс стоял у окна в конце коридора и выглядел лишенным сил, будто стоило сделать шаг – и от него останутся одни осколки. Подойдя к нему, я не смогла издать ни звука.

– Вы их медсестра, черт возьми, – тихо произнес он, но мне слова показались невыносимо громкими.

– Сегодня после работы я приехала к вам, хотела сообщить Индии, что ее приняли в школу. Ваша мама сказала, что девочек увезли в больницу. Я примчалась сюда, но было поздно. Операцию уже сделали. Я достала для них болеутоляющее. А потом попала в аварию. Вернулась как только смогла, – выпалила я на одном дыхании.

– Это можно исправить?

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Все вы, черт побери, понимаете. Они могут сделать обратную операцию? Чтобы у девочек все стало как раньше?

– Нет, думаю, нет… В медкарте написано, что трубы прижгли. Нет… мне очень жаль, Мэйс. Это необратимо.

– Как вы позволили им покалечить моих девочек, Сивил? Как? – Он стоял с полуоткрытым ртом.

– Я ничего не знала, Мэйс. Клянусь вам. Я перестала делать им уколы, а потом она…

– То есть как? Вы больше не кололи? Что, их не для этого увезли утром? Не для укола?

– Вы тогда были дома?

– А где еще?

– И подписали бумаги?

Я вытащила из держателя медкарту. К планшету был прикреплен бланк согласия. Вот закорючки Мэйса и его мамы. И подпись свидетеля – Валерии Бринсон. Вэл.

– Простите, Мэйс.

Он повернулся ко мне спиной.

– Я останусь здесь на ночь. Останусь до тех пор, пока их не выпишут. А потом буду за ними ухаживать. Помогу прийти в норму, – сказала я.

– В этом-то вся и штука. Никакой нормы им больше не светит. – Мэйс приник лбом к стеклу. От того, что он отвернулся, было особенно больно. Рубашка туго обтягивала его спину.

Поскольку Мэйс на меня смотреть не хотел, я зашла в палату к девочкам. Обе спали. Я взглянула на листок, прикрепленный к планшету. По крайней мере, им дали болеутоляющее и они могли отдохнуть. Я открыла шкаф и достала два чистых, сложенных больничных халата. Когда девочки проснутся, помогу им помыться. По кисловатому запаху было понятно, что этому здесь не уделили внимания. Искупаю Эрику и Индию, одену в чистые халаты. Покормлю – с ложечки, если придется. Так ухаживала за мной мисс Поуп после аборта, и я буду делать для них то же самое. Я села на стул и закрыла глаза. Левое плечо побаливало, на лбу, судя по всему, набухала шишка.

Может быть, все к лучшему. Индия не разговаривает. Ей было бы трудно растить ребенка. Семья бедная, без особых перспектив. Обречь на подобную жизнь младенца было бы ужасно. Подумав так, я тут же возненавидела себя за эти мысли. Возненавидела тогда и ненавижу сейчас. От одного воспоминания о том дне меня обжигает стыд. Мы считали, что трудимся на пользу общества, и вот куда привели нас благие