поверил, когда получил твое письмо. Мама все рассказала мне про вас с Энн.

– Она как раз окончила колледж. Думает, чем заниматься дальше.

– А как ты сама?

– Ничего особенного.

– Спасаешь жизни, проводя операции. Публикуешься в медицинских журналах. Уверен, материнство – не единственное твое достижение.

Я высвобождаю ладонь.

– Прости. Что-то не то ляпнул?

– Нет, ничего. – Опускаю взгляд.

– Я имел в виду, что тебе точно есть о чем рассказать.

Но я ничего не рассказываю – не хочу фальши. Я здесь не для того, чтобы наверстывать сорок упущенных лет. По правде сказать, я сама не знаю, зачем приехала, но уж явно не для досужих бесед. Может, Алиша попала в точку. Может, все это – один большой марафон извинений.

Он осторожно пытается возобновить разговор, задает вопросы о работе. Спрашивает меня о Мемфисе, о том, как справляется мама после папиной смерти.

– Ты не приехал на похороны, – замечаю я.

– Не смог, – отвечает он. – У нас с женой тогда были проблемы. Тяжелый период.

– Я искала тебя. Твои родители приезжали.

Неожиданно он произносит:

– Сивил, я совру, если скажу, что думал о тебе все эти сорок лет. Я любил жену. Я добросовестно пытался построить семью. По разным причинам не срослось. Но, если честно, сейчас я смотрю на тебя и в памяти многое воскресает.

Не могу поверить, как резко разговор свернул в это русло. Господи, да мы же у него в кабинете! Нет ни романтической музыки, ни приглушенного света, ни вина, которое поможет расслабиться, развяжет язык. Тай снова берет меня за руку, и по ней пробегает дрожь. Я здоровая женщина. Не считая чуть повышенного давления, меня, слава богу, почти не беспокоят никакие недуги. Но я давно решила, что в жизни буду руководствоваться голосом разума, и плотские желания отодвинула на второй план. Не так уж сложно забыть о своем теле, когда все внимание направлено на физическое состояние пациентов.

– Когда ты уехала, я долго ждал твоего звонка, – продолжает он. – Думал, ты вернешься домой, мы случайно встретимся в городе и наконец-то поговорим. Но ты не приезжала даже в каникулы. Я разговаривал с твоим отцом. Знаю, что родители сами ездили к тебе в Нэшвилл, если хотели повидаться. А когда ты все-таки их навестила, я слишком поздно узнал об этом.

– Тебя послушать, так я прямо участница программы по защите свидетелей. Не так уж все было серьезно, Тай.

– Что было несерьезно? Наши с тобой отношения?

– Я… я не могла. – Мне хочется снова выдернуть руку, но я сдерживаюсь. Тай крепко сжимает мои пальцы. Очевидно, этого разговора никак не избежать.

– Ты хотя бы вспоминала обо мне? – спрашивает он тихо.

– Да.

– Почему тогда не звонила?

– Прошло сорок лет, Тай. Ты допрашиваешь меня, словно все было вчера. К чему сейчас эти вопросы? – Мысленно я признаю, что рана уже не затянется.

– Так не работает. Нельзя стереть прошлое. Нельзя притвориться, будто чего-то никогда не было.

– По-твоему, я не знаю?

Он смотрит мне в глаза:

– Ты рассказывала кому-нибудь, Сивил?

– О чем?

– Не придуривайся. Ты думаешь о нашем ребенке?

Разве смогу я забыть, как забралась тогда на койку, как меня терзали инструментами? Это воспоминание преследует меня и сейчас.

– Ты тогда замкнулась в себе, Сивил. Я переживал, когда узнал, что ты не вышла замуж.

Я пытаюсь представить, скольким женщинам удается вот так замкнуть круг – спустя сорок лет обсудить с отцом нерожденного ребенка незапланированную беременность.

– Нет, я никому не рассказывала, – шепчу я. – А ты?

Он кивает:

– Конечно. Жене говорил.

– Это касалось только нас с тобой, Тай.

– Согласен. Но это не тот секрет, который нужно хранить по гроб жизни. Сивил, как же ты ни с кем им не поделилась?

Я пожимаю плечами, но глаза предательски увлажняются. В кабинете у Тая, под флуоресцентными лампами, я, не скрывая боли, начинаю плакать – и чувствую себя одной из его студенток. Он подает мне платок.

– Сивил. Сивил.

Я неловко промокаю лицо. Мы не пытаемся друг друга обнять, и я благодарна, что он меня не тревожит. Я позволяю себе отдаться сожалению. Слишком глубокому. Слишком.

20

Монтгомери

1973

В то роковое утро я получила от доктора письмо, в котором подтверждалось, что Индия способна посещать школу. Эрика уже начала ходить на летние курсы, и, несмотря на то что она была старше одноклассников, учеба ей нравилась. Я поехала домой на обед, подбросив по пути одну из пациенток – женщину по имени Фрида, у которой не было детей; она обратилась к нам, потому что это обстоятельство ее полностью устраивало. Я дала ей трехмесячный запас противозачаточных таблеток и упаковку презервативов.

– Выглядишь счастливой. Есть причина? – спросила мама.

Это был один из тех редких дней, когда она не рисовала. На ней была нормальная одежда, так что, по-видимому, мама собиралась куда-то пойти.

– Индию приняли в школу. После работы поеду к ним с новостями. Не хочешь со мной? Посмотришь их новый дом, увидишь, что мы купили на твои деньги.

Она повязала на шею небольшой платок, а потом, видимо передумав, сняла его. В июне в Монтгомери красиво, но жарко.

– А вторая сестра?

– Ходит на летние курсы. Думаю, я могла бы с ней позаниматься.

– Позаниматься?

– Почему нет? По выходным, например, когда я не в клинике.

– Солнышко, не забывай, что, как бы ты ни старалась, Господь раздал этим людям ужасные карты.

Вэл говорила мне то же самое. Вот только обе они были не правы. Да, есть ситуации, которые нельзя изменить, но здесь все иначе.

– Не говори так, мам. Ты бы видела, сколько счастья им принесла квартира. И все благодаря тебе. – Я чмокнула маму в щеку и приобняла за плечи. – Ну что, хочешь поехать со мной и взглянуть на квартиру?

– Боже упаси, милая. На них и так постоянно кто-то глазеет. Они не артисты в цирке.

Я кивнула. Она была права, и мне стало стыдно за предложение. На самом деле мне просто хотелось провести время с ней.

– Мне сегодня понадобится моя машина. Надо же тебе время от времени ездить и на своей. Собираюсь перекусить с Луизой, а она до конца жизни от меня не отстанет, если я, как пожарная, приеду на твоем красном «кольте».

– Передавай ей привет. – Я протянула маме ключи.

Когда она захлопнула за собой дверь, я убрала со стола посуду. Над раковиной громко тикали часы. Дикси-корт находился в противоположной от клиники стороне, но времени было с запасом, поэтому я подумала, не заехать ли к Уильямсам перед работой. Можно не