Мне бы, как испуганной серой мышке, пискнуть, обрадовавшись тому, что хватка ослабла, вырваться и убежать. Но дело в том, что я была взращена на заветах бабушки, а вот характер достался от папы — бывшего десантника, покрестившего страну от Калининграда до Владивостока, от Пятигорска до Ямала за рулем фуры. Оттого и понимала: бегство от проблем их не решит.

Если разбираться, то здесь и сейчас. А не ждать, когда в спину прилетит нож.

Кто сказал, что бокс не для девушек? Хлесткий джеб, дополненный хуком с правой. Девичье тело, которому непривычны были сии пируэты, сразу же отозвалось болью во враз сбитых костяшках.

Я рассчитывала выиграть мгновения, пока противник обескуражен, чтобы отстраниться и врезать магией, которая уже жгла кончики пальцев, — еще немного, и сорвется.

Не успела. Мужчина походя стряхнул сначала крысу, а затем, перехватив мою руку, так и не долетевшую до его челюсти, заломил, практически выворачивая сустав.

Я зашипела от боли, слезы брызнули из глаз. Громом среди ясного неба прозвучало:

— Даже если ты ее убьешь, я все равно не вернусь в род.

Захват ослаб. Вердэн медленно повернулся к Альту:

— Не вернешься? — Насмешка, смешанная с удивлением.

— Нет. Я не хочу быть заложником родового проклятия! Я вправе сам выбирать свой путь. Это ты должен был возглавить род.

— А я уже было обрадовался, что ты возмужал… Но вновь слышу слова мальчишки, но не мужчины, — протянул брюнет.

— Сам-то… Ты сам, Дэниэль, когда тебе было семнадцать, сбежал в эту же академию разве не за этим же? Ты, как и я, хотел свободы.

— И дорого заплатил за свое решение, — отрезал старший. — Поверь мне, я знаю, что говорю. Тебе кажется, что маги свободны, что с дипломом тебя ждут подвиги, слава, может, даже дарованные земли и милость императора, но поверь, это не так. — В его словах слышались горечь и опыт собственных ошибок.

Я стояла не шевелясь.

— Ложь, очередная ложь, чтобы вернуть меня, — взвился Альт.

— Уже поздно возвращать, — усмехнулся Вердэн. — Ты поступил и отныне под протекторатом академии. Я полагаю, спрашивать, на чей счет ты перечислил часть своего наследства, тоже бессмысленно.

А я зацепилась за прозвучавшее «протекторат», оттого выдавила, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо:

— Как и шантажировать моей смертью. Я тоже под защитой академии.

Он держал меня одной рукой так, словно я была кутенком. «Сильный, сволочь», — подумалось зло.

Словно не веря услышанному, второй рукой брюнет отогнул ворот моего платья. Я буквально кожей почувствовала его взгляд.

— Проклятые души! — выругался он, а потом с издевкой добавил: — Да, убить не могу. А жаль. Но причинить боль — вполне.

С этими словами он начал зубами стягивать с руки перчатку.

Вот только в Альте, похоже, все же проснулись ошметки совести. Иначе с чего бы он с криком бросился на старшего брата, хватая его ладонь?

Когда их руки соприкоснулись, мне показалось, что между этими двумя родилась шаровая молния. Краткий миг — и запахло паленой кожей.

Грозный окрик: «Что здесь происходит?» — подействовал как ушат холодной воды.

Вердэн, среагировавший первым, отпустил меня и, отойдя на шаг, улыбнулся так, будто увидел старого доброго друга.

— Магистр Равнее! Сколько весен? Рад вас видеть все так же в добром здравии… — Радушная улыбка, чуть разведенные в сторону руки, словно хотел обнять, но при свидетелях сдержался.

— Вердэн? Дэниэль Вердэн? — недоверчиво, но без тени недовольства вопросил старый, как замшелый пенек, магистр.

— Он самый. Напутствую вот брата перед учебой… — лукавая усмешка.

Я лишь поразилась лицедейскому мастерству. Да голливудские актеры сдохнут от зависти!

Увы, Альт не мог потягаться со старшим братом в умении так ловко менять маски и все еще стоял взъерошенный и насупленный.

— Помню-помню, как и вы, досточтимый советник, когда-то таким же юношей прибыли в нашу магистерию, — улыбнулся старик, на краткий миг погрузившись в реку времени. А потом, спохватившись, спросил: — А как вы прошли? В учебный год дух не пускает посторонних на территорию академии.

— Так учеба и начнется с седьмым ударом колокола. Когда он прозвучит, я удалюсь, — с хитринкой ответил Вердэн.

Я прямо прослезилась от этой умильной беседы: ни дать ни взять возмужавший ученик и его наставник. Но внешне стояла и не отсвечивала, старательно все запоминая.

Выходит, в стенах магистерии меня не тронут. Впрочем, и за его пределами убить не смогут. А покалечить, как показала практика, — вполне.

Вторя его словам, на башне прозвучал набат.

— Кажется, мне пора. — Вердэн обращался исключительно к магистру, но вот мне одной послышалось, что в его словах сквозит то ли обещание, то ли угроза скорой встречи?

Дэниэль развернулся и уверенным широким шагом направился к воротам. И это его чуть ли не смертельно раненным я видела не далее чем двое суток назад?

Альт, перепуганный, как турист на «банане», так и стоял, провожая старшего брата взглядом. А вот маг, поглаживая окладистую бороду, прошептал вслед удаляющемуся советнику:

— И кто бы мог подумать десять лет назад, что этого отчаянного юнца ждет такое будущее? — А потом, словно опомнившись, поторопил нас: — А вы, адепты, живо на построение.

Лишь успела возразить, что я не адептка, а курсистка, но преподаватель, кажется, не особо признавал различия. Похоже, он был из тех, кто считал, что новый учебный год должны встретить все. Муженек, баюкая обожженную руку, поковылял вслед за магом.

У старика, к слову, хоть он и был малого роста, шаг оказался дюже шустрым. Всегда поражалась этому феномену некоторых людей преклонного возраста: у нас эдакие бабули-одуванчики кряхтят на лавке, тыкая батогом в робко выглядывающие по весне из-под юбки первые коленки. Эти старушки еле ковыляют до супермаркета, плюясь вслед тем, кто моложе их, ворчат на беременную или инвалида, что сидит в автобусе, хотя рядом есть свободное место. В общем, всячески показывают, что повестка от Смерти им уже давно торжественно вручена и вот-вот начнется веселая туса, на которой шестеро молодчиков понесут эту бабулю в деревянном «дольче габано» на плечах. Но это только в городе. Стоит этим одуванчикам приехать на дачу… Еще электричку они берут штурмом, орут в вагоне, как мигалка депутата, и, добравшись до вожделенных грядок, начинают махать лопатой похлеще мотоблока.

Вот и этот маг мне смутно напомнил престарелых перечниц. На вид такой милый старичок — дунь, и улетит, но что-то мне подсказывало, что по кладбищу за умертвиями (или от них) этот убеленный сединами старик чешет весьма резво.

Я же, потерев многострадальное горло (и ведь только-только синяки от удавки сошли), пошла к крысявке.