А едва врата заскрипели, распахивая створки, я поспешила в город. Если верить расписанию в выданном мне пергаменте, завтра начинаются занятия. А в полдень мне еще нужно встретиться с муженьком…

Временное жилье нашлось быстро. Как оказалось, не я одна в академии озадачена проблемой, куда складировать свои кости. За воротами магистерии имелось аж три доходных дома. Как говорится, на любой вкус и кошелек. Мне особо перебирать не приходилось, оттого я сговорилась там, где цена за постой была самой низкой. Правда, сам процесс этого сговора…

Хозяйка, еврейшей души женщина, несмотря на то что гоблинша, напомнила мне тетю Моню, бабулину соседку. Та, когда ее ненаглядный Семочка упал с горки и сломал ногу, вопрошала костоправа в платной клинике: «За шо таки дорого наложили гипс?» Врач не растерялся и ответил в тон: «Понимаю, у вас горе и вы хотите поторговаться…» Вот и гоблинша, содержательница дома, была из той же породы: пришлось долго слюни по щекам гонять, прежде чем горбатая карга согласилась на три серебра в месяц (супротив поначалу заявленных пяти) за каморку на чердаке.

Пока мы поднимались по скрипучей лестнице, я убедилась: дом не только доходный, но и очень веселый. Из-за дверей слышались то крики (прямо как будто грузины на депиляции, ей-богу), то стоны, смех, шумные разговоры. В общем, жизнь тут бурлила, била ключом. Причем разводным и сразу по барабанным перепонкам.

Зато, несмотря на тесноту, комнатка оказалась вполне милой и даже с таким чудом, как древний медный кран, рядом с которым соседствовал каменный кругляш — местный аналог плиты.

Кабинет размышлений же был этажом ниже. Когда мы проходили мимо него, хозяйка махнула на дверь с ромашкой и пояснила, что это женский. Мне стало интересно: а мужской как обозначен? Если использовать все ту же растительную символику, то ближе всего по смыслу исконно русское огородное растение — хрен. Впрочем, свои мысли я оставила при себе.

Со слов все той же хозяйки, прачечная и комнаты омовений находились внизу, на первом этаже. Отрадно, что я забралась от сырости аж выше некуда — под самую крышу.

Осмотрев комнату и оставив там свои пожитки, направилась по лавкам: нужно было купить продукты, кое-что из одежды и, самое главное, — все для учебы.

Увы, в этом мире, как и в родном, если хочешь чего-то добиться, не стоит надеяться на покровительство и чудо. Пока же самый надежный способ встать на ноги — это обзавестись профессией. Увы, особо я ничего не умела. Но сейчас у меня появился реальный шанс восполнить этот недостаток.

В вояже по лавкам и рынку я убедилась, что семи серебрушек вполне хватит не только на две недели, что отделяли меня от стипендии, но даже месяца на два вполне сносной жизни. Однако мои радужные мысли утратили всякие краски, едва я перешла к покупкам, касающимся самой учебы. Пергаменты, свитки, чернила, перья — это я понимаю. Даже стандартный чугунный котел по форме номер восемь. Но… пеленка классическая для младенца человеческого, межкрыльные валики для драконят, разжиматель зубов для детеныша оборотня (чтобы не повредить прикус, когда будете пытаться разжать его челюсти, если он вас цапнет, как заботливо пояснила торговка), пузырек с мазью от укусов вампиренышей и прочая…

Когда я, загруженная свертками по самую макушку, вышла из последней «дитячьей» лавки, то у меня создалось ощущение, что я иду не на курсы нянь, а в гильдию Черных Плащей.

Время близилось к полудню, поэтому я, едва вернувшись в снятую комнатку и сгрузив свое богатство, умылась, переплела косу и поспешила в академию на условленную встречу с моим новоиспеченным муженьком. Перехватила пирожок по дороге, оттого, идя в магистерию, пребывала вполне в благодушном настроении.

Проходя в ворота, еще раз поймала себя на том, что ищу глазами «привратницу», встреченную накануне. Но старухи нигде не было.

А вот едва я подошла к условленному месту, поняла: хорошее на сегодня закончилось. Рядом с бледным, но упрямо поджимавшим губы Альтом под сенью дуба стоял тот мой нечаянный сосед по каюте на дирижабле.

Сейчас я могла его хорошенько разглядеть. Волевой подбородок, волосы цвета южной ночи, высокие скулы, прямой нос, белесая ниточка шрама, рассекавшего левую бровь. И обещание долгой и мучительной смерти одной глупой курсистке в темно-синих глазах.

— Так это и есть твоя возлюбленная, ради которой ты, братишка, отринул свой род? — холодно сказал он, даже не представившись для приличия.

Альт вскинул голову:

— Да. И о решении своем не жалею.

Чужак чуть скривил губы в усмешке:

— Ты бы хоть девушку пожалел… Вдовец.

Мне вдруг стало страшно от его взгляда. Два стальных стилета, нацеленных на меня. В животе свернулась, как змея клубком, тревога. Судорожная, разрастающаяся, грозящая перейти в панику. Это чувство, когда ты жертва, когда беззащитна, — его я ненавидела больше всего. Как в той жизни, так и здесь. Разозлилась. На саму себя, на этого мужчину, что стоял напротив и так буднично решал, кому жить, а кому умирать. За этими его простыми словами слышалась не угроза, скорее констатация факта. Злость вытесняет страх, но я осознанно пошла на эту подмену чувств.

Подошла к нему вплотную, отчего глаза Альта расширились, став размером с плошки. Вздернула подбородок и уверенно сказала:

— Вы этого не сделаете.

— Верите, что мой братец вас защитит? Напрасно.

— Нет. Но я — лишь симптом, а не первопричина болезни. Вы же не похожи на целителя, что ставит припарки, маскируя язву. Вы тот, кто разрезает рану и выдавливает гной.

— И откуда же, по-твоему, следует давить этот «гной»? — Усмешка во взгляде, сжатые губы, хлесткий, как пощечина, вопрос.

— Из головы. Поскольку именно в голове, в мыслях, наши желания, наша дурость, сила и слабость.

В синих глазах вспыхнуло удивление. Резкий рывок, рука в перчатке схватила меня за горло, и он притянул меня к себе.

Я почти прижалась к его телу и могла поклясться, что чувствую биение сердца. Размеренное, как удары метронома. Мое же пустилось вскачь, и, похоже, собеседника это позабавило.

— Отпусти ее! Это все я. Не трогай. — Осипший голос Альта выдавал его с головой. Парень был напуган. До сорванных связок, до дрожи в коленях.

— Отрекись от звания адепта, — лишь холод и металл в голосе Вердэна-старшего. Наглядная демонстрация силы всегда вызывает безотчетный страх.

— Нет, — мотнул упрямо головой Альт.

— Тогда первым взносом за учебу станет смерть твоей жены.

Парень колебался, горло сдавливало все сильнее. Я пыталась разжать стальную хватку.

Энжи, видя, что дело плохо, перестала изображать испуганную обычную крысочку у меня за пазухой и пришла на помощь.

Может, перчатки из телячьей кожи и хороши, но зубы потомственной погрызухи — лучше. С остервенелым криком крысявка в прыжке преодолела две ладони и заткнулась, крепко сомкнув челюсти на большом пальце моего душителя.