и партия «Крестовой газеты» теперь зачислила канцлера в ряды ревностных противников юнкерских идеалов, — несмотря на то, что и после 1872 г., как показал опыт, поместное дворянство еще продолжало господствовать в области местного управления.

Второй либеральной реформой Бисмарка в 70-х годах XIX в. был его закон о печати. Бисмарк не был сторонником свободы печати, но национал-либералы в союзе с прогрессистами вынуждали его скорее реформировать устаревшее положение о печати, и так как и центр был на стороне реформы, то Бисмарк, после некоторых отсрочек, представил в палату 1874 г. проект закона, устанавливающего судебную ответственность по литературным делам и явочный порядок для периодических изданий.

Зато по самым существенным вопросам внутренней политики Бисмарк не хотел делать никаких либеральных уступок. В числе программных требований национал-либералов стояло требование ответственности министров и вознаграждения депутатов, но Бисмарк здесь твердо стоял на своем и ни за что не хотел признать, что он и его помощники могут отвечать за свои действия перед кем-либо, кроме короля; и национал-либералы не особенно настаивали на принципе парламентарного управления, так как политика Бисмарка их теперь вполне удовлетворяла. Особенно полным было в это время согласие Бисмарка с торгово-промышленными кругами по вопросам экономической политики. Правой рукою Бисмарка во всех экономических вопросах был тогда известный манчестерец Дельбрюк. Бисмарк был в это время вполне согласен с ним, что главным залогом благосостояния нации является предоставление полной свободы капиталистическому хозяйству. Конечно, в этот период совершенно прекратились прежние заигрывания Бисмарка с рабочими и их вождями. В официозе правительства, «Provincial-Correspondenz», теперь помещаются открытые нападки и на лассалианцев, и на социал-демократов, причем обе партии упрекают в том, что они «забрасывают рабочее население обещаниями государственной помощи, которая вообще не может осуществиться, и попытки осуществления которой с самого начала терпят крах». От всякой связи с государственным социализмом Бисмарк теперь решительно отрекается. В одной записке 1872 г., которая была составлена Дельбрюком, но под которой подписался Бисмарк, стоят такие слова: «Конечно, ослепленные рабочие и их вожаки предъявляют далеко идущие требования о заботе и помощи со стороны государства. Они взывают к вмешательству власти, чтобы провести их требования о сокращении рабочего дня и увеличении заработной платы; они хотят обеспечить себе… участие в прибылях того предприятия, где они заняты; наконец, они требуют, чтобы государство давало свои средства или открывало свой кредит для основания предприятий, прибыль с которых шла бы рабочим. Такие требования государство должно принципиально отклонить, как выходящие за границы его полномочий и задач. Каждому сведущему и образованному человеку известна истина, что государство может только стеснять частную промышленную деятельность и глубоко расстроить все хозяйственные отношения, если пожелает со своими средствами и кредитом вмешиваться в промышленную область или выступать с регулированием цен и заработных плат». Правда, эта категоричность настроения скоро покидает Бисмарка, и он уже в восьмилетний период своего либерального канцлерства колеблется, не следует ли государственным властям ввиду успехов социалистического движения принять некоторые активные экономические меры — отчасти в виде удовлетворения некоторых требований рабочих, отчасти в виде полицейских репрессий против социалистов, но пока эти колебания еще оставались в стадии официальных и официозных записок, писем и проектов, не приводя ни к каким положительным мерам и не нарушая союза Бисмарка с либеральной буржуазией.

К восьмилетнему периоду либерального канцлерства Бисмарка относится и наделавшая много шума его борьба с католиками, которую Вирхов назвал «борьбой за культуру» (Kulturkampf). В нашу задачу не входит изложение внешнего хода этой борьбы, слишком известной и еще живущей в памяти многих из наших современников. Мы лишь хотим отметить, с какими из старых элементов гогенцоллерновской политики она находилась в согласии и какими новыми фактами германской истории она была вызвана. Равнодушие к вопросам вероисповедания было одной из характерных черт прусской политики, но мир с католиками и до Бисмарка не раз нарушался в течение прусской истории. Еще в 20-х годах XIX в. католическое духовенство рейнских провинций отказалось подчиниться обычаю, получившему право гражданства в остальной Пруссии, по которому при смешанных браках сыновья должны следовать религии отца, а дочери — религии матери. В 30-х годах также были случаи столкновения между светской и духовной властью. Во всех этих случаях наступающей стороной было католическое духовенство, а прусское правительство занимало позицию активной обороны. При Бисмарке в наступление перешли одновременно обе стороны. Бисмарк, как и большинство предшествовавших ему прусских политиков, был весьма равнодушен к религии, но он был проникнут безграничным преклонением перед властью и потому не мог допустить никаких помех на пути победного шествия государственной колесницы. Культ государства был одной из старых гогенцоллерновских традиций; к возвеличению государства, его внешней мощи и внутренней прочности были, в сущности, направлены все усилия наиболее энергичных прусских монархов и их министров. Но как раз по отношению к католической церкви прусское и другие германские правительства делали очень крупные уступки. В католицизме даже прусское, протестантское правительство видело один из устоев порядка и прощало ему то, что не простило бы другим общественным элементам — слишком большую самостоятельность и даже некоторую заносчивость в поведении. Почти во всех случаях столкновений между государством и церковью уступало государство. В 50-х и 60-х годах католики получили очень важные права и преимущества в Германии; народное образование находилось в значительной степени в руках католического духовенства даже и в протестантских государствах. Бисмарк нашел нужным положить всему этому конец.

Католицизм был для него опасной силой по двум причинам. Во-первых, с возрождением единой Германии должен был снова возродиться старый антогонизм между папством и империей. Конечно, церковно-политическая ситуация в XIX в. была очень непохожа на отношения между папской и императорской властью в XI–XIII веках; но теперь папство, лишенное светской власти, приобрело новый авторитет в народном сознании, облекшись в терновый венец отречения от мирских благ; мистические настроения, которые доминировали в первой половине XIX в., подняли его авторитет среди средних слоев общества и немецкой интеллигенции; оно только что провозгласило (1870 г.) принцип непогрешимости римского первосвященника и совсем не думало отказываться от влияния на светские дела и от господства над светской властью.

Бисмарк угадывал чутьем, что и лишенный светской власти католицизм займет агрессивную позицию по отношению к империи. «Католическое духовенство, — писал он позднее в своих «Воспоминаниях», — если оно хочет в полной мере выполнить свое теоретическое признание, должно поверх церковной сферы выставлять притязание на участие в светских функциях государства, должно стремиться стать под церковными формами политическим институтом и переносить на своих сотрудников свое собственное убеждение, что свобода церкви заключается в ее господстве, что всюду, где она господствует, она вправе жаловаться на диоклетиановское гонение».