как все более укреплялась прочность его союза с национал-либералами и он не имел уже нужды в поддержке демократических масс для борьбы с буржуазной оппозицией, которую он прежде считал возможной.

Заручившись поддержкой буржуазии, Бисмарк твердыми шагами пошел к своей главной цели — завершению германского единства.

Путь к окончательному объединению Германии лежал через войну с Францией — в этом Бисмарк был твердо убежден. Наполеон III считал раздробление прежней Германии на три части: Северо-Германский союз, южные государства и Австрию — делом своих рук и был совершенно нерасположен отказываться от этого блестящего, как он думал, дипломатического успеха своей политики. Разбитая на три осколка Германия была ему не страшна, но всякая попытка к воссоединению хотя бы двух ее частей должна была встретить в его лице отчаянного врага. Однако на пути к германскому единству стояла не только одна Франция. Сами южногерманские государства отнюдь не были проникнуты общегерманским патриотизмом. Правда, они заключили с Пруссией наступательный и оборонительный союз, кроме того, для разрешения таможенных вопросов депутаты от южных государств допускались в Северо-Германский рейхстаг: получался, таким образом, общегерманский орган для разрешения вопросов таможенного законодательства — своего рода таможенный парламент, который, по мысли Бисмарка, должен был стать переходной ступенью к созданию общегерманского парламента вообще. Но скоро выяснилось, что сами южногерманские государства отнюдь не хотят сливаться с Пруссией. Партикуляристов юга пугала прусская властность, и они вовсе не хотели расставаться со своей независимостью; либералы не могли простить Бисмарку его безбюджетного управления Пруссией в эпоху конфликта; католическое население юга, особенно крестьяне, находившиеся под влиянием духовенства, склонны были видеть в протестантах севера еретиков; кроме того, на юге боялись усиления налогового бремени после включения в общегерманский союз, что действительно уже и случилось с северными государствами. Поэтому депутаты южных государств, входившие в состав рейхстага для обсуждения таможенных вопросов, оказались в большинстве довольно решительными противниками общегерманского единства: они совсем не хотели обращать таможенный парламент в общегерманский рейхстаг и заводить там разговоры на политические темы, чего упорно, но безуспешно добивался Бисмарк. Однако Бисмарк не принадлежал к тем людям, которые опускают руки от неудач. На выручку к нему и здесь должна была прийти война с Францией. Он знал, каким крепким цементом может быть война, если ее вести под национальным флагом, — а какая война могла быть для германских государств национальнее войны с Францией, вековым врагом Германии? Если Бисмарк чувствовал себя неподготовленным к ней в 1866 г., то четыре года спустя, когда закончилась реорганизация германской армии, а Франция по-прежнему была плохо подготовлена к войне, обстоятельства изменились к лучшему. Как предусмотрительный политик, Бисмарк позаботился не только о войне, но и. о дипломатической подготовке войны, и сделал это с редким искусством: Россию, которая с благодарностью еще вспоминала нейтралитет Пруссии во время крымской кампании, он подкупил возможностью восстановить ее черноморский флот, и Александр II не только обещал свое полное невмешательство в предстоящую прусско-французскую войну, но даже согласился пригрозить Австрии захватом Галиции, если бы та, помня недавнюю обиду и крушение своих великогерманских планов, вздумала воспользоваться случаем и объявила бы Пруссии войну. Кроме того, он обезопасил себя со стороны Италии, признав право Виктора Эммануила на Папскую область: сочувствие свержению папы во имя довершения итальянского единства делало Бисмарка чуть ли не революционером, но он уже не в первый раз приносил идеи легитимизма и реакционную идеологию в жертву соображениям практической выгоды. Виктор Эммануил должен был перейти на его сторону, потому что не кто иной, как Наполеон III до сих пор мешал его планам захвата Рима.

Бисмарку нужно было найти только повод для войны. Как известно, он представился в виде вопроса из-за кандидатуры принца Леопольда Гогенцоллерна на испанский престол, против которой решительно выступил Наполеон III. Вильгельм не хотел идти на войну и держался в общем примирительно в этом вопросе, но и Бисмарк, и Наполеон старались всячески раздуть этот вопрос и, в конце концов, усилиями обоих незначительный в общем дипломатический вопрос был раздут в casus belli. Война началась, и здесь Бисмарк в полной мере обнаружил свое несравненное умение воздействовать на общественное мнение. Позиция Германии была им представлена как строго оборонительная; Германия, по уверениям официальной прессы, только защищала свое достояние и ту долю единства, которая была осуществлена в виде Северо-Германского союза. В последней своей части аргумент Бисмарка был в высокой степени убедителен. В Северной Германии все понимали, что если победит Франция, то с таким трудом добытое двумя войнами частичное объединение Германии разлетится как дым и Германия будет обречена на свое прежнее раздробленное прозябание. Теперь уже не одна буржуазия, но и все остальные классы северонемецкого общества, от пролетариата до юнкерства, готовы были стать под национальный стяг для борьбы с врагом, готовящимся повернуть назад колесо германской истории. Но не только Северо-Германский союз, а, к полной неожиданности дня Наполеона, и южные государства прониклись теперь чувством самого горячего общенемецкого патриотизма. Во всех южнонемецких государствах война была вотирована или единогласно, или огромным большинством голосов. Ввиду войны с Францией для них теперь вместо опасности прусской гегемонии вырастала гораздо более существенная опасность французского владычества. Бисмарк обнаружил очень большое умение играть на национальных струнах немецкого народа и стал теперь настоящим национальным вдохновителем немцев.

Война, которая прошла под национальным флагом защиты от иноземных посяганий, закончилась быстрее, чем предполагали Бисмарк и его соратники. Ходи исход ее слишком известны, чтобы на ней стоило останавливаться. Для нас важно здесь определить, остался ли Бисмарк в последний момент германского объединения верен тому пути, которым он шел раньше. Мы видели уже, что «железо и кровь» играли далеко не исключительную роль во всей его предшествовавшей политике и что он всегда искал поддержки общественного мнения, признавая, однако, действительную общественную силу лишь в лице буржуазии, причем в те моменты, когда этой поддержки у него не было, он чувствовал себя очень неспокойно. Но в 1870–1871 гг. положение Бисмарка было иное, чем в 1866 г. Тогда объединение Германии еще не было завершено; теперь Бисмарк закладывал (как он, по крайней мере, думал) последний камень германского единства. Тогда позади него стояли годы открытой борьбы с народным представительством, теперь в ближайшем прошлом была блестящая внешняя политика и все увеличивавшаяся популярность, приводившая канцлера к репутации национального героя. Тогда частичное объединение совершалось после войны с правительствами тех самых государств, которые вошли в состав Северо-Германского союза; теперь еще до окончательного разгрома Франции, а именно в декабре 1870 г. (напомним, что Париж капитулировал 24 января 1871 г.)сами правительства южнонемецких государств по инициативе баварского короля Людвига II выразили согласие