Спустя пару недель доктор Гарсия констатировал: «Больной является социопатом и страдает алкоголизмом. Ему необходимо продолжать принимать торазин – по 100 мг 4 раза в день. Он еще не избежал опасности и продолжает оставаться в зоне риска».

Звучало несколько иронично, поскольку маячивший впереди, но отложенный пока приговор ожидал Рона как раз за побег.

Отвечая на письменные вопросы суда, доктор Гарсия писал:

«1) В настоящий момент он в состоянии осознать суть предъявленных ему обвинений; 2) Способен консультироваться со своим адвокатом и здраво помогать ему в подготовке защиты; 3) Более не является психически больным человеком; 4) Даже если отпустить его сейчас без медикаментозного лечения, постоянной терапии и наблюдения врача, вероятно, он не будет представлять существенной угрозы собственной жизни и безопасности, а также безопасности окружающих, во всяком случае, пока его склонность к социопатии не усугубится вновь вследствие чрезмерного употребления алкоголя, что потенциально может снова сделать его весьма опасным».

Рона вернули в Аду, где отложенный процесс над ним возобновился. Однако вместо того, чтобы провести основанные на медицинском заключении юридические процедуры в пределах своей компетенции, судья Миллер просто принял к сведению суждения доктора Гарсии. Судебное постановление о признании Рона недееспособным официально так и не было отменено.

На основании заключения доктора Гарсии отложенный приговор вновь вступил в силу, и Рона отправили в тюрьму досиживать остаток двухгодичного срока. При выписке из больницы его снабдили двухнедельным запасом торазина.

В сентябре Томми Уорд и Карл Фонтено предстали перед судом в Аде. Адвокаты энергично боролись за то, чтобы дела их клиентов были разделены и – что еще более важно – чтобы их рассмотрение было перенесено за пределы округа Понтоток. Дениз Харауэй в отсутствие трупа по-прежнему считалась пропавшей без вести, о ней не забывали в округе, и сотни местных жителей помогали искать тело, тем более что ее свекор, местный дантист, был в городе человеком очень уважаемым. Уорд и Фонтено уже одиннадцать месяцев сидели в тюрьме. Их признания оставались предметом горячих обсуждений в кафе и салонах красоты с октября, с того самого момента, когда о них впервые написали в газетах.

Как в подобных обстоятельствах эти двое могли рассчитывать на объективное жюри присяжных в своем округе? Подобные процессы сплошь и рядом переносятся для рассмотрения в другие регионы.

В данном случае прошение о переносе места суда было отклонено.

Другим камнем преткновения между судом и адвокатами сторон были «признания» обвиняемых. Защитники Уорда и Фонтено камня на камне не оставляли от этих «признаний», а особенно критиковали методы, коими детективы Смит и Роджерс добыли их. Истории, рассказанные их подзащитными, совершенно очевидно, были сфабрикованы; не существовало ни грана физических улик, которые подтверждали бы хоть что-нибудь, содержавшееся в этих «признаниях».

Тем не менее Питерсон с удвоенной силой отбивался от нападок, поскольку не располагал ничем иным, кроме признаний обвиняемых. После долгих горячих споров сторон судья решил, что признания все же могут быть представлены на рассмотрение присяжных.

Штат опросил пятьдесят одного свидетеля, из которых ни один не сказал ничего существенного. Многие из них были друзьями Дениз Харауэй, и в суд их вызвали для того лишь, чтобы они помогли доказать факт ее исчезновения и предполагаемой гибели. Во время процесса случился только один сюрприз. Уголовница-рецидивистка по имени Терри Холланд предстала перед судом в роли свидетельницы. Она сообщила присяжным, что в октябре, когда в тюрьму привезли Карла Фонтено, она отбывала там заключение. Они случайно разговорились, и Карл якобы признался ей, что он, Томми Уорд и Оделл Титсуорт похитили, изнасиловали и убили девушку.

Фонтено отрицал даже сам факт знакомства с этой женщиной.

Терри Холланд была не единственной тюремной осведомительницей, вызванной в качестве свидетельницы. Мелкий уголовник Леонард Мартин также отбывал свой срок за решеткой. Обвинение вызвало и его, и во время судебного заседания тот поведал присяжным, будто однажды подслушал, как Карл, разговаривая в камере сам с собой, повторял: «Я знал, что нас поймают. Я знал, что нас поймают».

Таково было качество доказательств обвинения – доказательств, которые должны были безоговорочно убедить присяжных в виновности подсудимых.

В отсутствие физических улик записанные на пленку признания обвиняемых становились более чем важны, но они изобиловали противоречиями и явной ложью. Обвинение невольно попало в весьма сомнительное положение: признавая, что Уорд и Фонтено лгут, оно тем не менее просило присяжных им поверить.

Пожалуйста, мол, не обращайте внимания на всю эту чушь насчет Титсуорта, потому что он совершенно ни при чем.

Пожалуйста, пропустите мимо ушей пустяки относительно сгоревшего дома и якобы сгоревшего в нем тела, потому что дом сгорел за десять месяцев до того.

Вкатили мониторы. Погасили свет. Включили запись. С экранов полились омерзительные подробности, и Уорд с Фонтено отправились в камеру смертников.

В своем заключительном слове обвинитель Крис Росс, впервые выступавший по делу об убийстве, говорил о чудовищности случившейся драмы. В красочных выражениях он живописал кровавые подробности, уже известные из «видеопризнаний», – ножевые раны, кровь, вывороченные наружу внутренности, жестокое изнасилование и убийство такой милой и красивой девушки и последующее сожжение ее тела – и сумел достаточно разгневать присяжных.

После недолгого обсуждения они вернулись в зал суда с вердиктом «виновны» и приговором: «Смертная казнь».

Истина, однако, состояла в том, что девушка не была ни заколота, ни сожжена, независимо от того, что рассказывали Уорд и Фонтено в своих фальшивых признаниях, и независимо от того, что Билл Питерсон и Крис Росс внушали жюри.

Дениз Харауэй была убита единственным выстрелом в голову. Ее останки в январе следующего года некий охотник обнаружил в лесной чаще неподалеку от поселка Герти, в округе Хьюдж, в двадцати семи милях от Ады, – очень далеко от того места, где ее так усердно искали.

Подлинная причина ее смерти должна была бы убедить любого в том, что Уорду и Фонтено действительно разве что во сне примерещились их смехотворные «признания» и что сделаны они были явно по принуждению. Должна была, но не убедила.

Подлинная причина ее смерти должна была бы подвигнуть органы правопорядка и судебные власти признать свою ошибку и начать поиск настоящего убийцы. Должна была, но не подвигла.

После окончания суда, но до того, как было найдено тело, Томми Уорд ждал перевода в блок смертников тюрьмы Макалестер, находившейся в пятидесяти пяти милях к востоку от Ады. Все еще ошеломленный событиями, которые поставили его перед лицом казни посредством смертельной инъекции, он был напуган, совершенно сбит с толку и пребывал в глубокой депрессии. Еще год назад он был обычным жителем Ады двадцати с чем-то лет от роду, мечтавшим лишь о хорошей работе, веселых вечеринках и порядочной девушке.