третьей комнате нашел приют великий ученый-генетик Сергей Сергеевич Четвериков, выгнанный отовсюду вейсманист-морганист. В этой третьей комнате стояли шкафы с бабочками – огромнейшая, собранная им коллекция. Такие вот у Аллочки Покровской были в ту пору развлечения: с одной стороны – Гомер и Гоголь, с другой – насаженные на иголки бабочки.

В 1944 году, когда у Покровских родился младший сын, Бориса Александровича перевели в Москву, в Большой театр. Семья поселилась в коммунальной квартире недалеко от Пречистенки. Молодые режиссеры работали до изнеможения, а воспитание детей оставили бесконечным нянькам. Вот ведь интересное явление: няни в коммунальных квартирах. Сейчас и в отдельную-то квартиру не всегда сыщется охочая до работы нянька, а тут – коммунальная. И ничего – шли.

Беседуя с Аллой Покровской, я невольно отмечала, что рассказчик она почти такой же хороший, как и ее отец. Но только почти. Борис Александрович в этом деле был неистощим и недостижим, особенно если дело касалось его возлюбленной Оперы. Об этом знали все стремящиеся его интервьюировать журналисты.

– Мои родители, – улыбается Алла Борисовна, – всегда были трудоголиками. Очевидно, тоталитарный режим особенно благоприятствует возможности погружаться в работу с утра до ночи. Но даже сейчас, когда маме 87 лет, а папе 88, самое большое для них несчастье – это то, что не могут работать, как раньше, – до упора. Но до сих пор работают оба. Папа, после того как многие годы был главным режиссером Большого театра, теперь возглавляет созданный им Московский Камерный музыкальный театр. А мама по-прежнему режиссер в Молодежном театре, это бывший Центральный детский театр. Новых спектаклей она, правда, не ставит, но свои старые ведет непременно. А еще она профессор ГИТИСа. Надевает туфли на каблуках – она бывшая балетная, окончила Московское хореографическое училище вместе с Лепешинской, была даже чемпионкой Москвы по прыжкам в воду – и сама едет на метро в институт. В машине ездить не любит, пробки ее раздражают. Очень живая и энергичная, во время войны она постоянно ездила с фронтовыми актерскими бригадами, которые возглавляла, на передовую.

Надо сказать, что мама в молодости была очень красивая, статная, с прекрасной фигурой. И, конечно, на курсе, где они вместе с папой учились, на нее заглядывались. Из того курса в живых сейчас остались только мои родители, остальные умерли. Отец очень дружил с Товстоноговым, и эта дружба-спор продолжалась всю жизнь. У них была бездна совместных воспоминаний…

Решение поступать в театральное училище крайне удивило родителей Аллочки. Борис Александрович подвел ее к зеркалу:

«Посмотри на себя. Какие у тебя данные, чтобы быть артисткой? Ноги короткие, нос длинный» – это не то, то не так… И велел совершенно очаровательной и, как потом выяснилось, талантливой дочке поступать… в педагогический институт. Как-никак, а ее дед, Александр Александрович Покровский, был школьным учителем.

Однако прежде чем последовать родительскому наставлению, она все-таки пошла в Школу-студию МХАТ и возле самых дверей увидела двух немыслимой красоты юношей. Одним был Михаил Козаков. Она, конечно, ахнула и развернулась прямиком в педагогический. Но потом мама посоветовала ей все же записаться в кружок самодеятельности в Доме учителя. Кружком руководил молодой педагог Школы-студии МХАТ Владимир Богомолов. Студентку педагогического туда приняли легко. Удачно вышло: Богомолов не только ставил спектакли, но и усердно готовил своих кружковцев к поступлению в вуз. Кроме Покровской в самодеятельности участвовали Владимир Высоцкий и Александр Сабинин.

На следующий год картинка, открывшаяся студентке-абитуриентке Покровской за дверями Школы-студии МХАТ, была иная: в вестибюле она наткнулась на старушку-гардеробщицу Софью Ароновну, перед которой на руках прохаживался смешной мальчик Олег Табаков и при этом что-то очень смешное рассказывал. Пугаться было некого, и она поступила.

– Я не знала, как об этом сказать папе, – вспоминает Покровская. – Ему, главному режиссеру Большого театра, приходило много писем от девушек, мечтающих стать певицами. Я иногда их читала. Почти все письма были одинакового содержания: «В первых строках спешу сообщить, что я живу в деревне такой-то. И у меня голос. Я хочу быть певицей Большого театра, а родители не хотят этого. Подскажите, что мне делать и куда явиться, когда я приеду в воскресенье, чтобы поступить артисткой в Большой театр?»

Я написала отцу такое же послание: «Спешу сообщить, что я учусь в Москве… Хочу быть актрисой, но родители против… Подскажите, что мне делать?» И подписалась: «Ваша дочь». Послала по почте и в ужасе ждала расправы. Получив письмо, папа зашел в кабинет и закрыл дверь. Скоро оттуда раздалось хмыканье, потом крик: «Аня!» Они с мамой долго шушукались, хохотали, но смилостивились, хотя и не преминули заметить: «Вообще-то, лучше б не позорила фамилию…»

Окончив учебу, Алла Покровская сразу вошла в мир молодого «Современника» и переиграла в нем множество ролей – от незначительных и бессловесных до главных, таких как Маша в «Эшелоне» или Шура в «Восточной трибуне», в «Виндзорских насмешницах», «Аккомпаниаторе», «Крутом маршруте»… Но когда ей стало чуть за тридцать, когда она думала, что как раз теперь-то и начнутся ее самые главные роли, Ефремов сказал: «Иди в институт – преподавать!»

Так посчитал Олег Николаевич, и она, всегда предельно самокритично к себе относящаяся, послушалась и стала преподавателем кафедры актерского мастерства Школы-студии МХАТ. Так что Борис Александрович Покровский оказался дальновидным: дочь стала театральным, но педагогом. Однако играть в театре, конечно же, продолжила. Правда, ролей с каждым годом становилось все меньше и меньше.

– Алла Борисовна, я видела Вас во «Вкусе черешни» с Олегом Табаковым. У Вас был большой успех, на Вас ходили.

– Это ходили на Табакова. Знаете, я любила, когда родители смотрели мои работы. Потому что их замечания были самые дельные. В основном у папы. И он очень четко формулировал, что выходит, что нет. Когда посмотрел «Вкус черешни», сказал: «А что ты там делаешь?» Я: «Как что? Пою». – «Ну, поешь – это можно и не слушать. А почему ты какая-то зажатая? Все делает Табаков, а тебя вроде бы и нет. Ты ему только реплики подаешь». И я поняла, что из-за моего зажима, из-за моего стеснения, Олег Павлович, у которого актерское дарование – природное, сразу невольно начинает работать с залом, а меня куда-то «заталкивает». И вот я стала вылезать сама. То мизансцену чуть изменю, то придумаю какие-то новые «ходы» к своему партнеру. Табаков заинтересовался, отвернулся от зала и занялся мной.

Однажды мы поехали играть «Вкус черешни» в Загорск. А там на двери клуба висит афиша: «В главных ролях – Олег Табаков и др.» Табаков закатил скандал.

– После развода взаимоотношения с Олегом Николаевичем Ефремовым у вас остались хорошие?

– Да,