«Аватара» или «Джанго Освобождённого» по понятным причинам не мог.

— Слушай… Если ты любишь советское кино… Есть же в Минске кинотеатр, где крутят старые ленты?

— Конечно! — она если и удивилась вопросу, то вида не подала. — Недалеко от нас, на Комсомольской. Клуб Дзержинского. У них ретроспективы каждую неделю. И советских, и старых импортных, что в «Москве» или «Октябре» давно прошли. Хватит повышенной стипендии меня сводить?

— Обижаешь…

— А ты не обижайся. У меня отец в Гродненском облисполкоме, мама работает в областном промторге, не бедствуем. Помогают. Заметил, на мне шмотки получше, чем у соседок, бабушка телевизор подарила, когда папа её поставил цветной. Давай всё пополам? Ты за себя плати, я — за себя.

Даже в советском 1982 году встречались девушки с мышлением XXI века. Но Егор этим воспользоваться не мог.

— Спасибо за щедрое предложение, и оно по сути своей правильное. Вот только я консервативного воспитания, и мне будет неприятно, если я пригласил девушку в кино за её счёт.

Взмах рыжих ресниц. Ей, безусловно, понравилась такая постановка вопроса.

Наконец, начался фильм. Повезло, в качестве киножурнала запустили «Фитиль», довольно смешной, а не «Битву за урожай». Потом начались панорамы Парижа, настоящего, а не грязного эмигрантского гадюшника, виденного воочию на автобусной экскурсии перед эпидемией COVID. Минут через пятнадцать Егор с усилием вспомнил, что вроде бы даже смотрел этот фильм. Простенькая по сюжету, но неплохо поставленная и хорошо сыгранная комедия о двух коррумпированных парижских полицейских, сумевших добыть целую кучу денег. Старший из напарников мечтал вложить нажитое неправедным путём в скаковую лошадь. Но их вычислили и вот-вот должны были повязать, когда младший предложил старшему: я сбегу со всеми деньгами и спрячусь до твоего освобождения из тюрьмы. Бывший полицейский отсидел два года и вышел в туман. Концовка запомнилась довольно хорошо. В тумане раздаётся приближающийся цокот копыт. Беглый напарник подъезжает на беговой двуколке, влекомой великолепным конём, и вручает подельнику увесистую сумку с деньгами — его долю добычи[1].

Нежно поглаживая руку Насти, то ершисто-независимой, то наивно-сентиментальной в разных жизненных ситуациях, Егор ожидал, что ей должен понравиться позитивный финал. Режиссёр вёл к нему, нагнетая интригу: старый полицейский, досиживая срок, знал, что молодой коллега исчез бесследно. И, скорее всего, навсегда, оставив его ни с чем. Попросту кинул. Поэтому стук копыт в тумане был очень приятной неожиданностью.

И вот Филипп Нуаре, исполнявший главную роль продажного полицейского, сошёл со ступенек тюрьмы в белесую мглу… После чего видеоряд прервался финальными титрами. Конец!

— Несправедливо! — Настя почти кричала, чтоб быть услышанной среди шума многих сотен встающих людей и недовольного гула голосов. — Французское кино испортилось!

Только на улице он доверил ей вторую за день «страшную тайну».

— Я смотрел этот фильм с видеокассеты, с переводом. Правда, он назывался иначе — «Продажные», а не «Откройте полиция». Слышала в последние секунды перед титрами звук цок-цок?

— Что-то такое… Да!

Егор пересказал настоящее окончание фильма, вызвав ещё большее возмущение, чем от «испорченного французского кино».

— Как они посмели?

— Зато мораль фильма о загнивающем капиталистическом обществе идеально соответствует представлению советского человека о буржуазной Европе.

— Ужасно… Но я так рада, что Франсуа на самом деле не бросил старика, купил ему лошадь. Или ты всё сочинил, чтоб меня утешить?

— Не сочинил. Век воли не видать!

— Даже если и сочинил… То ради меня. Это очень мило. Хочу ещё свиданий!

Она ухватилась за его локоть и на секунду прижалась щекой к мужскому плечу в коричневом драповом пальто.

х х х

Перед Новым годом капитан милиции Николай Александрович Вильнёв въехал, наконец, в служебную квартиру. Жизнь с тёщей, которая, одно слово, — мамадорогая, слава Богу, закончилась. Квартира не ахти, на втором этаже двухэтажки, построенной ещё пленными немцами в конце сороковых, была удобна близостью к Первомайскому РОВД — на том же Инструментальном переулке. Его жена промолчала, что близость к службе чревата срочными вызовами в любое время суток, довольная, что теперь на кухне хозяйничает одна, не считая дочери, слишком юной, чтобы качать права.

К обеду пришли гости — начальник отделения Александр Сергеевич Сахарец с супругой. Отметили сразу Новый год и новоселье, благо было чем развернуться. Милиция всегда имела лучший доступ к продуктам, а по случаю обретения квартиры начальник ОБХСС прислал Диму Цыбина с коробкой из-под телевизора, наполненной деликатесами, в обычной жизни доступными только на уровне секретаря обкома Компартии Беларуси.

Звенели бокалы, а потом и рюмки, блюда все подверглись атаке: оставить неотведанным хотя бы одно из них считалось смертельным оскорблением хозяйке, которая, зорко наблюдавшая за поглощением приготовленного, ждала момент для перемены фарфоровых чанов с новым зарядом калорий.

Осоловев, начальник следственного отделения и его зам набросили дублёнки, в них отправились на улицу — покурить.

— Что, Саш, новогодние праздники закончились, завтра — в бой? Наши, наверняка всякого надежурили, пока разгребём…

— Разгребём, — Александр Сергеевич глубоко затянулся, а потом столь же глубоко вздохнул, вентилируя лёгкие. — Я узнавал. Ничего особенного. Банальная бытовуха. А вот хвосты прошлого года будут икаться нам весь следующий.

— Ты имеешь в виду уголовные дела, прекращённые Боровиковым за взятки?

— Они все бесперспективные. Паскудник брал деньги в случаях, когда всё равно нужно было прекращать. Но вызывал родственников злодея, надувал щёки: Сибирь да казённый дом или… Обычно соглашались на «или».

— Разберёмся.

— С этим — да. Но, Коля, нарисовалась другая проблемка. О ней тебе не расскажу даже в служебном кабинете. Слушай здесь и мотай на ус… Ты же сбрил усы!

— Найду на что намотать. Удивляй.

— Проблемка связана со взрывом на Калиновского. Впрямую нас вроде бы не касалась. Пусть копаются прокуратура и КГБ. Но наши светлые головы в понедельник объявят приказ об усилении оперативно-следственной группы с участием оперов уголовного розыска, а ещё включить на подхват одного из следователей-первомайцев.

Вильнёв бросил окурок в мусорку и закурил следующую сигарету. Новость была не из приятных, но и ничего особенного. Следователь станет строчить поручения уголовному розыска проверить на причастность к преступлению всех сварщиков города Минска, сыщики, не вылезая из кабинета, тут же примутся кропать рапорты «в результате проведённых мероприятий подтвердить указанные факты не представилось возможным».

Сама по себе ситуация абсурдная. Преступление считается должностным и очевидным. Раскрывать, если подходить формально, нечего. А таинственного злодея, прилепившего детонатор к баллону с ацетиленом, приказано ловить негласно, оперативным путём. Следственные действия для фиксации доказательств понадобятся,