Можно спросить у взрослых, почему течет вода в реке, отчего цветет черемуха или гремит гром, однако от их ответов ничего не изменится. Все равно никогда не понять сути явления: ученые мужи на это жизни кладут, а мир как был «черным ящиком», напоминающим «принцессу», так и останется.

На самом деле в доме горнолыжника холодно, теплый воздух ему лишь чудится, потому как очень хочется согреться…

Герман выключил свет и вышел на улицу. Луна, висевшая за рекой, уменьшилась и светила ярче, как говорят, хоть иголки собирай, и весенняя ночь от этого показалась прохладной и знобкой. К тому же раны на икрах, лишь жгущие до перевязки, сейчас стали отдаваться болью при каждом шаге, особенно в правой, где сидела пуля. Удрать от охотников по суше с такими ногами нечего было и думать, а чтобы поджили, нужна неделя покоя и ежедневные перевязки – это при условии, что раны чистые и не будет нагноения. В аптечке «малямбы» остался последний стерильный бинт, так что придется стирать использованные и кипятить…

Он спустился по тропинке к реке, вернее, к оборудованной, благоустроенной пристани, и не нашел никаких плавсредств, за исключением водных лыж, висящих под навесом беседки. Кажется, за эту ночь Шабанов проскочил, прорвался через самые опасные пороги, река далее, насколько хватал глаз при лунном свете, была хоть и быстрая, но широкая и спокойная. Лодку бы сейчас с веслами и… куда вынесет.

Он проковылял вдоль бегущей воды вниз, затем вверх, высвечивая фонариком кусты (может, спрятана где?), и неожиданно наткнулся на свою дюральку, почему-то стоящую на береговом откосе. Вскинув пистолет, Герман присел и огляделся – ни души, от всех предметов на берегу такие тени, шевельнись, и сразу заметно.

То ли обсохла лодка, то ли кто-то вытащил?..

Борта и днище превратились в решето, и живым Герман остался лишь потому, что завалился в корму, оказался под прикрытием банок непотопляемости, заполненных пенопластом и расположенных вдоль бортов. Подбери, подожми ноги, и они бы остались целыми!

Стреляли по нему на убой, буквально задавливали огнем, чтоб не смел ворохнуться и уничтожить «принцессу», будто знали, что она спрятана на самое дно «малямбы».

Но почему же бросили потом, когда он вырвался из первых порогов и впереди очутилась призрачная белая шлюпка? В тихой воде можно было взять чуть ли не голыми руками…

– По кочану! – сам себе ответил Шабанов и отвлекся тем, что стал осматривать лодку.

Затыкать, заделывать дыры занятие бесполезное, днище, словно топором, изрублено пулями, попадающими по касательной, к тому же он сам прострелил верх носовой переборки, сбивая кошку, и разбил весь форштевень. Дюраль можно сдавать в лом по цене цветного металла, чем в тихушку занимались не летающие и не получающие денежного довольствия подмосковные пилоты…

А отстали пятнистые перехватчики, потому что он ушел из их зоны, заплыл в некую недосягаемую, возможно, принадлежащую этому горнолыжнику на правах частной собственности. У них же, буржуев, наложено табу на это дело, полная неприкосновенность. Может, хозяин здешней территории влиятельный человек или благородный разбойник, сражающийся против сил зла. Узнал, что за русским летчиком идет охота, и решил заступиться, выслал на границу своих владений спасительную белую лодку… По крайней мере, в сказках так бывает.

Утешая себя этими мыслями, Герман пошел назад, к пристани, и неподалеку от беседки чуть не упал, зацепившись за что-то растянутое у самой земли. В свете фонарика он увидел две жилы, уходящие в воду, кабель и привязанный к нему для прочности стальной тросик – все точно так же, как на первом хуторе. Хозяин горнолыжной базы мог себе позволить завести гидротурбинный генератор, мог даже подарить один своему соседу. В этом Шабанов не сомневался и никогда бы не стал смотреть, как он выглядит, ибо видел подобную штуку на авиазаводе, где начали их выпуск по конверсии, если бы не обнаружил, что трос с кабелем слишком уж легко вытягиваются из воды. Он не знал, что могли придумать, например, японцы, однако наши конструкторы-оборонщики уж точно перещеголяли всех и сделали самый современный образец, который весил не более двухсот килограммов. Игрушка эта была еще дорогая, однако незаменимая для фермерских хозяйств, где нет электричества и где есть небольшая речушка со скоростью течения выше двух километров в час. Все детство до суворовского училища Герман просидел при свете керосиновой лампы и мог оценить, что это за чудо технического прогресса: опускай на дно и получай от трех до пятнадцати киловатт энергии!

Здесь же турбогенератор вытаскивался так легко, будто на другом конце был топор или молоток. И когда подтащил к берегу, увидел привязанный к тросу небольшой голыш, вроде бы для груза, с естественно проточенной дырой посередине. В детстве они искали такие камешки на речке и называли их почему-то курицами. И тут бы было все нормально, разве что курица несколько крупновата и тяжеловата, чтоб вешать на шею в качестве талисмана; вот для якоря она годилась вполне и не вызывала бы никаких эмоций, если бы к этому дырявому валуну не подключили трехжильный кабель. Каждый провод по всем правилам электротехники имел дополнительную изоляционную трубочку, был вставлен в свое гнездо и залит веществом, похожим на эпоксидную смолу.

Дурь какая-то видится и лезет в голову! Шабанов забросил камень в реку и, еще раз поклявшись воспринимать мир таким, каков он есть, поковылял было к дому и по дороге не выдержал, поднял кабель с земли и хватанул его ножом.

От удара током спасла пластмассовая рукоятка, но вспышкой ослепило так, что он несколько минут сидел с белым пламенем в глазах. Лезвие ножа в его руке выгорело в двух местах, будто от сварочного электрода, а с отрезанного конца кабеля текла в землю непрерывная голубая искра электрического разряда…

Неудачная попытка взлететь на крыльях из овчинного тулупчика ничуть не разочаровала Шабанова, и уверенность, что человек может оторваться от земли и подняться в воздух, росла с каждым годом. Увлечение авиамоделированием продлилось не долго и не вызвало тогда особенного интереса. На деньги, заработанные колкой дров для школы, он купил разобранную деревянную модель самолета, склеил ее, поставил моторчик и поднимал в воздух всего раз пять, после чего сунул на шкаф, и матушка до сих пор стирает с нее пыль. Теорию полета он изучал, глядя на птиц, поэтому его привлекало гибкое, машущее крыло, а в книгах, которые он выписал через посылторг, такой путь развития авиации браковали сразу, как заведомо нереальный, и везде подчеркивали, что нет и не может быть аппарата, на котором бы человек взлетел за счет силы собственных мышц.

В детстве подобные утверждения лишь раззадоривали его, в своих фантазиях Герман поднимался с земли и летал тысячи раз, и видел себя летящим как бы со стороны на самых разных видах крыльев, но всегда птичьих. Во сне же полеты совершались чуть не каждую ночь, причем иногда без всяких крыльев, просто вытянешь руки, оттолкнешься от земли – и воспарил. И когда он рассказывал свои сны бабушке (в деревне у них да и в семье было так принято, поскольку Шабаниха считалась знаменитой толковательницей), она гладила внука по голове и говорила ласково: