Осталось уже не так много.

Симон натянул на себя носки, кальсоны и брюки. Так он думал уже многие годы всякий раз после того, как они занимались любовью. Но время шло, а он все еще справлялся. Пока еще.

Он натянул майку и рубашку, погасил свет и вышел из комнаты. Держась за перила, он осторожно спустился вниз по лестнице. Половицы в этом старом доме скрипели почище его суставов. Ветер стал сильнее, начался почти настоящий шторм, и Симон решил пойти взглянуть на лодки.

Симон взял рубашку, небрежно брошенную на кухонный стул, натянул ее и открыл входную дверь. Сильный порыв ветра рванул дверь у него из рук, и Симону потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с ней и закрыть. Затем он обхватил плечи руками и поспешил к своему дому.

Шторм был сильнейший. Громадные березы грозно нависли над домами. Если хоть одна из них упадет, то ущерб будет значительным. Когда дул ветер, Симон подумывал о том, что надо бы их спилить, но едва ветер переставал, как он забывал о березах, отдавая себе отчет в том, что это была бы слишком большая работа, на которую у него могло не хватить сил.

Симон повернулся к морю, северный ветер ударил его в лицо. Маяк на Ховастене мигал вдали, а море…

…море…

Что — то в нем как будто высвободилось, вырвалось и теперь носилось на свободе.

…море…

Симон попытался ухватиться за что — нибудь, чтобы удержаться на ногах. Под руку ему попалась ветка яблони. Оставшееся яблоко сорвалось и с глухим стуком упало на землю.

…упало…

Ветка согнулась, когда Симон повис на ней всей своей тяжестью, и он опустился на траву. Ветка выскользнула из его руки и ударила его по щеке. Щеку обожгло, и он упал на спину. Казалось, внутри что — то лопнуло, и он почувствовал себя больным и разбитым. И слабым. Очень слабым.

Ветер рвал ветки яблони, Симон лежал на спине и смотрел в небо. Звезды мигали сквозь листву, и сила уходила из него.

Я не в силах. Я ничего не могу. Я совсем слабый.

Он долго лежал на траве. Звезды продолжали светить, ветер продолжал дуть с прежней силой. Симон попытался подвигать рукой. Она не слушалась, и он решил немного отдохнуть. Ему было лучше, но все — таки слабость еще чувствовалась.

Симон встал на колени, а потом поднялся на ноги. На ветру его шатало. Одна рука ощущалась как — то странно. Когда он бросил на нее взгляд, то увидел, что по — прежнему держит яблоко. Он отпустил его и на дрожащих ногах двинулся в сторону дома.

Что — то случилось.

Когда Симон дошел до своей двери, то оглянулся на причал. В темноте разглядеть что — либо было довольно трудно, но все же ему показалось, что лодка лежит на месте, где ей и следовало. Пристань выдерживала и не такое. Разумеется, случись что с лодкой, Симон ничего сделать бы не смог, но все же отлично, что он удостоверился — лодка на месте.

Он вошел и зажег свет, сел за кухонный стол и стал глубоко дышать. Он пытался привыкнуть к мысли, что он все еще жив. Он был полностью убежден, что он умрет. Упадет там, под яблоней Анны — Греты, и умрет. Да, это было бы не весело.

Но нет, все вышло не так. Совсем не так…

Одна мысль не давала ему покоя. Из ящика кухонного стола он достал спичечный коробок и открыл его. Его подозрения лишь укрепились.

Насекомое было серым. Прежде оно было ярко — черного цвета, черная кожа была яркой и сухой, теперь она стала серой, пепельно — серой и какой — то мертвой. Симон выдохнул, набрал слюны и плюнул на него. Насекомое задвигалось, едва слюна попала на его кожу, но не особенно интенсивно. Оно явно чувствовало слабость.

Как и я…

Шторм продолжал бушевать за окнами. Симон сидел и смотрел в коробок, пытаясь хоть что — то понять. Кто же на кого влияет: он на Спиритуса или Спиритус на него? Кто виноват? Кто из них двоих?

Или есть кто — то третий? Который на нас влияет?

Симон выглянул из окна и моргнул. Ховастен мигнул ему в ответ.

Сообщение

Андерс проснулся от холода. На улице бушевала гроза, дом сотрясался от ветра. Занавески шевелились, и холодный воздух обдувал его лицо. Андерс встал, накинул одеяло на плечи и подошел к окну.

На море гремел шторм. Гребни волн поднимались на огромную высоту, брызги достигали даже оконного стекла. Старые застекленные рамы были плохой зашитой от бушевавшей непогоды. Одно стекло к тому же было треснувшим.

Что делать, если окно разобьется? Что тогда?

Андерс зажег на кухне свет, выпил воды и закурил. Стенные часы показывали половину третьего. Дым от сигареты поплыл по всем комнатам. Андерс пил чай и пытался выдувать колечки из дыма.

В углу валялись бусины — синие и белые. Белые были окружены синими. Андерс протер глаза и попытался вспомнить, когда он положил их туда. Он пришел домой совершенно пьяным и потому ничего не смог вспомнить.

Картина, сложенная из бусин, не имела никакого смысла и выглядела не особо привлекательно. Он откашлялся и снова посмотрел на бусинки.

И вдруг, прямо на столешнице, он увидел буквы.

Шариковая ручка лежала тут же. Нажатие было столь сильным, что буквы будто впечатались в старое дерево. Андерс нагнулся. На столе было написано:

Андерс смотрел на буквы и не понимал, что это такое.

Неси меня?

Его глаза были прикованы к надписи, и он не смел отвести взгляд. По позвоночнику пополз холод, сердце заколотилось как бешеное.

Тут кто — то есть.

Кто — то смотрит на него. Андерс резко поднялся со стула так, что тот опрокинулся. Он внимательно оглядел каждый угол.

Нигде никого не было.

Разумеется, никого.

Андерс выглянул из окна кухни, но во дворе было темно, и даже если бы там кто — то стоял, он все равно бы его не увидел. Этого кого — то, кто смотрел на него из темноты.

Андерс сложил дрожащие руки на груди, стараясь успокоиться и унять сердцебиение. Здесь кто — то есть, тот, кто написал это. И этот кто — то на него смотрит. Андерс вскочил и побежал к входной двери. Она была не заперта. Он открыл ее — нет, на пороге никого не было.

Андерс вернулся на кухню, вымыл лицо холодной водой, вытерся полотенцем и попытался успокоиться. Но страх не отпускал его. Шторм по — прежнему гремел за окном, казалось, он даже стал сильнее.

Ветер неожиданно ворвался в дом, и Андерс закричал от страха. Стакан упал на пол, и Андерс продолжил вопить, не помня себя. Ветер бушевал в доме, хватал и скручивал занавески, выл, и Андерс выл вместе с ним. Его волосы развевались, он размахивал руками и кричал. Замолчал он только тогда, когда почувствовал, что болит горло. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, он усилием воли заставил себя замолчать.