«У нее остался всего один выстрел!» — мысленно возликовал Петр, удивившись, что женщина промахнулась по нему с такого короткого расстояния, ибо он нигде не почувствовал боли. Невероятно, но так оно и было.

— Умри, гад!

Тонкий пальчик снова потянул за тугой спуск. Петр, уже видя каждую жилку на ее запястье, понял, что сейчас он получит тяжелую пулю в упор, в живот с одного метра. Такое ранение при здешнем уровне медицины завсегда смертельно.

Щелк!

— A-а, сука! — радостно взревел Петр, поняв, что выстрела в упор по нему уже не будет — осечка! И со всей ярости нанес удар эфесом шпаги в широко раскрытые глаза женщины.

Жеребцова, не удержавшись на ногах, повалилась в жижу. Петр отбросил шпагу, насел на нее сверху. И стал наносить удары куда придется — в грудь, в плечи, в нос, в ненавистные глаза. Однако тревожная ночь, страшная схватка его порядком измотали, он, промахнувшись, вслед за кулаком ушел в болотную грязь. Холодная купель отрезвляюще подействовала на императора.

— Не-е-ет, ты так легко не отделаешься, я тебя полностью выпотрошу, все скажешь! Кто меня заказал, сколько заплатил и сколько народа в заговоре участвует…

Петр ухватил Жеребцову за волосы, рывком выдернул ее из болота, понимая, что чуть не утопил вдохновителя заговора и тем паче любовницу английского посла — понятно, кто на самом деле устроил это покушение!

Император отволок женщину за кусты, позади них была небольшая, относительно сухая поляна, поперек которой рухнула неизвестно как выросшая на болоте сосенка. Наскоро обыскав убийцу казаков, Петр вынул из ножен кинжал, из-под камзола — стилет в ножнах и вытряхнул горсть патронов из карманов.

«Серьезную на меня охоту устроили, как на красного зверя! Ишь ты, до зубов вооружилась!»

Накрепко связав ремнями руки и ноги Жеребцовой, он в полном изнеможении присел на сухой, с царапающей корой ствол дерева. Ему жутко хотелось курить, и он решил пошарить в карманах убитых, даже встал, собираясь отправиться к месту схватки. Но после короткого раздумья, огорченно взмахнув рукою, Петр снова уселся на ствол.

— Даже если у них и есть курево, все равно в болотине размокло!

Только сейчас он понял, насколько устал. Все же не в его возрасте в такие рукопашные схватки ходить — против пятерых убийц гораздо моложе возрастом. Его до сих пор потряхивало, огромный всплеск адреналина продолжал держать тело в напряжении, холода совершенно не чувствовалось, а было даже жарко.

— A-а, хы… кхы… а-а…

Характерные звуки, легко узнаваемые с молодости, вызвали кривую ухмылку. Жеребцову основательно тошнило, блевала прямо под себя. Петр встал со ствола, взял мокрую рубашку, отволок женщину к дереву, и небрежно вытер ей лицо — хотелось побыстрее допросить пленницу и окончательно расставить точки над «i».

— Ты убил моих братьев, скотина…

Если бы взгляд мог воспламенять, как дыхание огнедышащего змея, то Петр сгорел бы в ослепительной вспышке, настолько в ее глазах пылала лютая ненависть.

— Ага, зарезал!

Петр просто кивнул. Он чудом сдерживал себя, боясь избить ее снова, превратив наглое и красивое лицо в кровавое месиво — до боли стало жалко казаков, застреленных этой тварью с прекрасной наружностью, но с гнилой душою и подлым сердцем.

— Убить хочешь?! — Женщина зло скривила губы. — Так убивай, мерзкий старик! Ты даже не мужчина, а так, немочь бледная! Мерин выхолощенный! Только и можешь гладить свою старуху по отвисшим сиськам!

— Ах ты ж, сука!

Петр чуть ли не ослеп от ярости, моментально разгоревшейся костром — настолько потемнело в его глазах. Сейчас он готов был растерзать ее, впервые в жизни впав в истерику, в затмевающее разум бешенство, не сдержав хлынувших наружу чувств.

— Тварь! Так, значит, я не мужик?!

Ухватившись за ворот ее куртки, он рванул так, что посыпались пуговицы. Рубашку разорвать оказалось намного проще, тончайшая ткань с хрустом выдиралась пальцами. В глаза ударила молочная белизна тела, не испачканного болотом.

— Ты что творишь, старый потаскун?! — возмущенно закричала женщина, впервые в ее голосе прозвучала нотка страха, и это подействовало разрядом тока. Петр уставился на бесстыже торчащую грудь, и, к своему искреннему удивлению, моментально возбудился, почувствовав жгучее желание.

Такое с ним было впервые за прошедшие сорок лет!

Недолго думая он схватил женщину, и, приподняв с земли, кинул ее на ствол дерева. Стальной клинок разрезал штаны, обнажив почему-то розовые ягодицы, что привели его в самое настоящее неистовство.

— Похотливая сволочь, что ты творишь?!

Женщина истошно завизжала и задергалась, а Петра прямо затрясло от вожделения, настолько подействовало на него это слабое сопротивление.

— Я тебе сейчас покажу, какой я мерин!

Цепко ухватившись за груди, он навалился на женщину, и та взвыла от боли. Сейчас Петр не наслаждался любовью, он насиловал — молча, жутко, страшно, стараясь каждым движением вызвать у жертвы лютую боль. Впившиеся в тугие груди пальцы с каждым рывком и толчком его тела стремились оторвать их. Женщина громко стонала и кричала во весь голос, что еще больше распаляло Петра.

Только сейчас самым краешком мозга, сохранявшего холодность мысли, он понял, почему даже его вышколенные солдаты после кровопролитного приступа, взяв штурмом крепость, ведут себя именно так. Их совершенно невозможно удержать от насилия, что идет с глубокой древности, с самой мужской природы и хищника, и защитника.

Ибо нет ничего лучше, чем победить врага, изнасиловать его жену, утверждая тем самым свою власть и получая награду за пролитую кровь и пережитый страх!

Петр, тяжело нависнув над женщиной, не наслаждался, а яростно сражался, словно работая остро заточенным копьем, а его пальцы смертельной хваткой рвали тугую плоть.

Жеребцова уже дико орала, срывая голос болезненными воплями, отчего император понемногу впадал в еще большее безумие, продолжавшееся бесконечно долго, пока внизу живота не взорвался тугой ослепительный комок, поглотивший его помутившееся сознание этой яркой вспышкой…

Париж

Жорж Кадудаль молча смотрел на мостовую, сохраняя ледяное спокойствие. Он сделал все, что мог, за эти короткие часы, что отпустила ему судьба. И если не ошибся в своих расчетах, то Франция сегодня получит избавление от тирана! А он сам может умереть спокойно, ибо цель жизни будет достигнута — генерал Гош будет убит, и тысячи загубленных им вандейцев получат отмщение.

Англичане очень помогли ему, ибо раздобыть десяток бочонков пороха в городе, где на всех углах снуют полицейские ищейки, как вши на грязном нищем, — практически невозможное дело.

А так подогнали они огромную ломовую телегу, на которой сейчас сидел его преданный телохранитель Николя Вайон, и никто не обратил на нее никакого внимания, ибо сотни подобных повозок развозят грузы по огромному городу. Он подожжет фитиль из маленького фонаря и успеет уйти от места взрыва, времени ему хватит.