лучших. В такой ситуации Эсхил или Данте могли позволить себе принимать собственные печали и радости близко к сердцу. Переживания отдельного человека значили многое, а трагические обстоятельства заслуживали увековечения в стихах. Когда же несчастье случается у нашего современника, он сознает себя лишь частью статистики; прошлое и будущее растягиваются перед его мысленным взором в мрачную процессию мелких неудач. Человек сам себе кажется нелепым, расфуфыренным зверем, мечущимся в коротком интермеццо между бесконечными периодами забвения. «Неприкрашенный человек – и есть именно это бедное, голое двуногое животное, и больше ничего»[20], – говорит король Лир, и эта мысль поражает его настолько, что сводит с ума. А для современника она привычна и поразить его может разве что своей тривиальностью.

Истина. Раньше истина считалась непреложной, вечной и сверхчеловеческой. Я сам в юности в это верил и неразумно растратил молодые годы на ее поиски. Как выяснилось, у истины есть масса врагов: прагматизм, бихевиоризм, психологизм, теория относительности. Галилей и инквизиция не сошлись во мнениях по поводу того, вращается ли Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли. При этом обе стороны не сомневались в том, что спорят о двух противоположных вещах. Однако тут-то они и ошибались: разница была лишь в словах. В далеком прошлом истине поклонялись, как божеству, о чем свидетельствует принесение людей ей в жертву. А чисто человеческой, относительной правде поклоняться как-то несолидно. Согласно Эддингтону, закон гравитации – всего лишь условность для удобства измерений. Она настолько же вернее иных точек зрения, насколько метрическая система вернее футов и ярдов.

Был этот мир извечной тьмой окутан.

«Да будет способ измерять!» – и вот явился Ньютон[21].

Где ж тут взяться одухотворенности? Пока Спиноза еще во что-то верил, он полагал, что его разумом движет Божья благодать. Современный человек убежден либо по Марксу, что им управляют сугубо экономические интересы, либо по Фрейду, что в основе его понимания экспоненциального распределения или распространения фауны в Красном море лежат сексуальные мотивы. Ни в том ни в другом случае об экзальтации Спинозы не может быть и речи.

Итак, мы рассмотрели современный цинизм с рациональной точки зрения, то есть как нечто, порожденное разумом. Однако психологи неустанно твердят о том, что вера (как, впрочем, и неверие, о чем скептики частенько забывают) редко подчиняется разуму. Поэтому такое засилье скептицизма имеет, скорее всего, социологические, а не интеллектуальные причины.

Во все времена цинизм служил утешением безвластных. Власть имущие не циничны, поскольку им удается претворять в жизнь свои идеи. Жертвы угнетения не циничны, поскольку преисполнены ненависти, которой, как и любой другой страсти, сопутствует целый ряд убеждений. До повсеместного насаждения образования, демократии и массового производства интеллектуалы оказывали сильное влияние на развитие событий, и это влияние не ослабевало, даже если им отрубали головы.

Современный образованный человек оказался в совершенно иной ситуации. Он без труда может получить престижную работу с приличным доходом при условии, что готов продавать свои услуги тупым богачам в качестве пропагандиста или придворного шута. Под влиянием массового производства и начального образования глупость утвердилась и занимает теперь гораздо более прочное положение, чем когда-либо со времени зарождения цивилизации.

Когда царское правительство убило брата Ленина, последний не превратился в циника, поскольку ненависть вдохновила его на дело всей жизни, в котором он в итоге и преуспел. Однако в большинстве стабильных стран Запада редко подворачивается повод для такой лютой ненависти или возможность для такой эффектной мести. Интеллектуальный труд заказывается и оплачивается правительствами или богачами, цели которых самим интеллектуалам вполне могут казаться абсурдными или даже опасными. Завеса цинизма позволяет им примирить свою совесть с обстоятельствами.

Есть, правда, несколько видов деятельности, которыми сильные мира сего готовы восхищаться. Возглавляют этот список ученые, второе место занимают архитекторы общественных зданий в США. А если у человека, скажем, филологическое образование, то чаще всего к двадцати двум годам он обнаружит недюжинные способности, которые не сможет применить никоим значимым для себя образом. Так что ученым, даже западным, цинизм не свойственен, ведь их блестящие умы пользуются устойчивым признанием общества. В этом им, в отличие от остальных образованных людей нашего времени, несказанно повезло.

Если наш диагноз верен, то современный цинизм одними увещеваниями не вылечить. Не помогут и новые идеи, даже если они будут гораздо лучше тех, что пасторы и учителя выуживают из заржавевшего арсенала устаревших предрассудков. Исцеление наступит лишь тогда, когда просвещенная молодежь найдет применение своим творческим порывам. У меня нет иного предписания, чем старый добрый рецепт Бенджамина Дизраэли: «Образовывать наших заправил». Только образование должно быть настоящим, а не таким, какое нынче получают пролетариат и плутократы, и оно должно прививать настоящие культурные ценности, а не практические навыки для производства все большего количества никому не нужных вещей.

Тому, кто досконально не изучил человеческий организм, не разрешено заниматься медициной, однако финансистам, не имеющим ни малейшего представления о многочисленных последствиях их действий для всего, что не касается их личных банковских счетов, почему-то предоставлена полная свобода. Каким замечательным был бы мир, где никому не позволено оперировать на бирже без успешной сдачи экзамена по экономике и древнегреческой поэзии и где политики должны доказывать свою компетентность в знании истории и современной литературы!

Вообразите магната, перед которым поставлен вопрос: «Задумай ты монополизировать рынок зерна, как бы это отразилось на немецкой поэзии?» Причинно-следственные связи в современном мире гораздо более сложные и разветвленные, чем раньше, из-за огромного увеличения крупных консорциумов. К сожалению, этими консорциумами управляют невежественные люди, не понимающие и сотой доли последствий собственных действий.

Когда-то Рабле опубликовал свою книгу анонимно, боясь потерять должность в университете. Современный Рабле и вовсе не станет писать книгу, так как знает, что его анонимность тут же раскроется благодаря отточенным средствам общественной огласки. Невежи правили миром всегда, но никогда в прошлом у них не было такого размаха и могущества. Вот почему теперь куда важнее, чем раньше, сделать так, чтобы они поумнели. Разрешима ли эта задача? Думаю, да; только ни минуты не сомневаюсь, что решить ее будет нелегко.

Глава X

Современное единообразие[22]

Попавшего в Америку путешественника из Европы – по крайней мере насколько я могу судить по себе – поражают две особенности: во-первых, шокирующее однообразие на всей территории Соединенных Штатов (за исключением Старого Юга), а во-вторых, отчаянное желание обитателей каждой местности доказать ее уникальность и непохожесть на другие. Вторая особенность, разумеется, проистекает из первой. Для жителей любого населенного пункта каждая примечательность местной