– Да, да, доченька, наконец-то у тебя мозги встают на место, – мама млела.

– Нет, а что? Буду за ним как за каменной стеной. Ведь он не рвань там какая-то, – повторила я когда-то сказанные мамой слова, и, кажется, напрасно.

– А куда это ты так спешишь? – подозрительно спросила она.

– Так, пустяки. В редакцию.

– Зачем? Тебе что, сегодня деньги дадут?

– Нет, там кое-что нужно подписать, и все.

– Ну, ладно, – смилостивилась она. – А у меня, кажется, Рыжик приболел, нос горячий, не ест.

– Да ничего страшного, наверное, простуда. Ну, я побежала?

– Будь умницей. Мне понравилось, как ты рассуждаешь по поводу Власика.

Я стояла перед зеркалом с одной завитой прядью, и в это время задребезжал домофон. Опять я ничего не успела, опять буду выглядеть чумичкой!

Сердце трепыхалось, раздувалось – того и гляди проломит грудную клетку.

И вот он передо мной! Этот красавец с картинки, в которого влюблен Женька. Как всегда, безукоризненно одетый, и, как всегда, от него слабо веет дорогой мужской туалетной водой.

– Проходите, проходите, – нервно повторяла я, потому что больше сказать мне было нечего. – Проходите, садитесь за стол, сейчас будем обедать. Нет-нет, не разувайтесь.

– Марусь, да что ты со мной на «вы»?

– Простите, пожалуйста. Вот. Сейчас будем есть.

– Что это? – изумленно, с ужасом в голосе спросил он, глядя на мое кулинарное произведение искусства.

– Нравится? Правда, красиво? Это фирменное блюдо. Салат «Уходящая осень».

– У меня такое впечатление, что под листьями муравейник.

– Ничего подобного, – обиделась я, но обиды своей не показала. – Там яблоки, крабовые палочки, мускатный орех и подсолнечное масло.

– Поехали в ресторан, – сказал он и потащил меня в коридор. Такого поворота событий я никак не ожидала. Я снова просчиталась.

– Но я не одета для ресторана! – сопротивлялась я.

– Ерунда! Поехали!

И он привез меня не в какое-то там замшелое кафе, куда нас с Икки теперь на пушечный выстрел не пустят, а в настоящий ресторан, где по коврам бесшумно ходили официанты с кипенно белыми полотенцами через локоть, где тихо и ненавязчиво звучала музыка, а не орало радио с истертыми хитами, где не приходилось ждать два часа, пока принесут чашку кофе, а по взгляду, эффектному щелчку пальцев «человек» в мгновение ока стоял рядом и выслушивал причудливое меню сильных мира сего.

Надо сказать, что мой спортивный (хоть и опрятный) наряд совершенно не подходил к такому шикарному месту, и меня вообще сначала не хотели пускать, но Алексей небрежно бросил швейцару:

– Это со мной, – а мне сказал, нежно прикоснувшись губами к уху: – Вот холуй!

У Кронского здесь был даже свой столик в углу, в полумраке. Алексей сначала спросил, что я буду есть, но, видя, что я совсем растерялась то ли от того, что меня не хотели пускать внутрь, то ли от обступившей роскоши, заказал все сам, и стол мгновенно был заставлен самыми что ни на есть изысканными яствами, которых я отродясь не пробовала, да и сейчас пробовать не стану. Ни за что! Если я съем устрицу, я окончательно потеряю и без того уже потрепанную репутацию – я попросту не добегу до туалета.

Я, как приличная девушка, пригубила шампанское и поставила бокал на стол, свято помня плакатик на моей входной двери: «Много пить нельзя – это меня деморализует», и принялась за какой-то незатейливый салат из настоящих крабов, а не крабовых палочек.

– Выпей еще шампанского. Или, может, тебе налить что-нибудь покрепче?

– Нет-нет! – испугалась я, и он подлил мне игристого.

– А что ты пишешь?

– Любовные романы. А ты? – Я прикинулась, будто не прочла ни одного его романа и вообще не знаю, о чем он пишет.

– Ты что, ничего не читала из моего?.. – изумился он. Это был удар ниже пояса. Один – ноль в мою пользу.

– Не-а, – легкомысленно брякнула я.

– Да меня вся Москва читает! – Его самолюбие было задето.

– Знаешь, как ни странно, писатели почему-то не любят друг друга читать. Ты ведь тоже не читал ни одного моего романа?

– Я пишу детективы, – тихо сказал он и при этом как-то весь даже изменился: поник, куда-то делись его спесь и самодовольство. Может, он почувствовал себя обычным человеком, а не великим писателем, каким считал себя до сих пор. – Но ведь ты видела статью в «Литобре», ты же сказала мне, что не можешь отказать «Лучшему человеку нашего времени»?

– Конечно, видела, но там, кроме твоей фотографии, ничего больше не было. Рядом – статья о трудностях перевода с китайского или что-то вроде этого.

– Врешь ты все! Ты же откуда-то знаешь, что я писатель!

– Видела тебя несколько раз в редакции.

– Врушка, – весело сказал он и придвинул стул ко мне вплотную. – Выпьешь еще?

– Нет-нет! – снова испугалась я, представив себя отплясывающей на столе и во всю глотку поющей «Ламбаду». К тому же у меня и без шампанского закружилась голова, стоило ему только присесть рядом со мной.

Он посмотрел на меня в упор – его горящие глаза лукаво улыбались, а рука… Боже мой! Его рука что-то искала под моим свитером. Это невозможно описать. Он просто хамил, но я не могла ничего с этим поделать. Ведь он – «Лучший человек нашего времени!».

Мне было ужасно стыдно. И зачем мы только поехали в этот ресторан! Остались бы у меня дома, съели бы «Уходящую осень» и, как белые люди, занялись тем, к чему он меня склонял в общественном месте.

Как я выглядела со стороны, я не знаю. Наверное, то краснела, то зеленела, а когда он расстегнул мои джинсы, я махнула на все рукой и перестала вяло сопротивляться. Что было потом, я не помню, потому что окончательно потеряла рассудок.

Очнулась я сидящей на толчке в туалете. «Лучший человек нашего времени» стоял ко мне спиной и, судя по всему, застегивал ширинку.

Мы вышли, я оглянулась и увидела на двери черную, жирную букву «М».

– Ты моя «Уходящая осень», – нежно шепнул он и отвез меня домой.

Я сидела одна в темноте собственной квартиры, совершенно ошалевшая от произошедшего, но звонить кому бы то ни было не решалась. Кошмар! Кому только рассказать! Отдаться в кабинке мужского туалета! Может, Икки сумеет меня понять? Нет. Это еще хуже, чем вступить в связь с сантехником или отдаться малознакомому мужчине на подоконнике в парадном. Стыд! Стыд! Стыд!

Странно, но чувства стыда я почему-то не испытывала. И как бы я ни стремилась вызвать угрызения совести со дна моей души, они почему-то не вызывались. Напротив, сладостное, приятное и неизвестное до сих пор тепло (нет, даже, скорее, истома) разлилось по моему телу. И тогда, в тот самый вечер я поняла, кто я есть на самом деле! Я – шлюха! Обыкновенная шлюха! Раньше я об этом не догадывалась.