Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужели Одержимый начал настоящую войну? Неужто он не понимает, что его воинство все равно рано или поздно растерзают? Как бы ни были люди напуганы и разобщены, они соберутся и дадут отпор.
— Толгрид, — вдруг услышал он слабый, хриплый голос.
«Разум покидает меня, раз я слышу голоса там, где их быть не может», — подумалось ему сначала, но голос раздался вновь:
— Толгрид! Тол, я знаю, ты здесь.
Голос казался ему отдаленно знакомым. Неужели кто-то из Лесных Волков выжил? Холод в душе подернулся легким теплом.
Командир с большим трудом встал и пошел на голос. И вскоре отыскал его источник.
Шолд лежал у стены, облокотившись одной рукой о вывалившийся из кладки камень, а второй держась за живот, из-под ладони сочилась темная кровь. Его лицо было мраморно бледным, волосы грязны и спутаны, под глазами выступили синяки. Губы тоже синие и сухие, на подбородке запеклась кровь. В глазах отражалось длительное страдание, но увидав командира, Шолд растянул губы в хилой улыбке:
— Я же сказал, что это ты. Я понял это по тому, как ты рыгаешь.
— Демоны Бездны! Шолд, ты… ты плохо выглядишь, — сказал Толгрид, присев к другу. От него уже разило смертью.
— Я умираю, Тол.
— Нет, не умираешь. Дай посмотреть. — Толгрид опустил взгляд на рану.
— Нечего там смотреть. Ты все равно ничем не поможешь. Я скоро сдохну.
Командир тяжело вздохнул. Он мог приободрить кого угодно, но только не Шолда. Ведь его старый приятель знал цену всему.
— Это все он, Тол. Тот демон. Это он натравил на нас этот гребаный зверинец. Он был здесь и видел, что застава плохо укреплена.
— Нет, Шолд, здесь ты не прав, — потеряв все и всех, Толгрид по-прежнему не верил в то, что Наргх его предал. Он никогда не ошибался в людях. Но ведь Наргх и не человек.
— Ты стал слеп, друг. Это бездново отродье облапошило и Литмира, и тебя. А мы за это поплатились своими жизнями. — Шолд скорчил лицо и сплюнул кровавую слюну. — Но мне не жаль своей жизни. Я унес достаточно этих выродков в могилу, поэтому не боюсь лечь туда и сам. — Кадык на горле Шолда забегал вверх-вниз, губы надулись, Шолд хрипло кашлянул, по подбородку потекла кровь. — Не знаю, что ты задумал, — слова давались ему вся тяжелее, — но будь осторожен. С Бездной не шутят.
— Я никогда ни с кем не шутил, ты же знаешь.
— Знаю. — Шолд выдавил ухмылку. — Окажи мне последнюю услугу, Тол. Оборви эту гребаную веревочку моей жизни. Я слишком долго терпел боль. А смерть все не идет.
— Да, — закивал Толгрид, чувствуя, как холодная рука отчаянья стискивает его горло. — Конечно, друг. Прости, что впутал во все это. — Рукой он нашарил кинжал за поясом — единственное оружие, которое у него осталось.
— Да, брось ты. Лучшие годы моей жизни прошли в нашем отряде. Я ни о чем не жалею. Прощай, друг. Прежде чем присоединиться ко мне, убей этих тварей побольше. И оторви яйца этому козлу Одержимому, если они у него еще остались. — Шолд закрыл глаза, с трудом сглотнув.
Толгрид помедлил лишь краткий миг, а потом резким движением перерезал товарищу горло. Выпрямился в полный рост, голова снова пошла кругом, живот скрутило, но он удержался на ногах. Хромая и держась за раненое плечо, он медленно побрел вдоль стены, в надежде найти уцелевших.
Солнце полностью встало, вороны принялись клевать мертвечину. Вдалеке бесцельно расхаживали одинокие лошади, чудом уцелевшие после налета. Оседланные скакуны лениво щепали травку, даже не догадываясь о том, что больше никогда не увидят своих хозяев.
Толгрид обошел всю заставу вдоль и поперек, но выживших так и не нашел. Даже дверь в кабинет командующего гарнизона была вышиблена, а сам Дигон умерщвлен. Его растерзанное тело лежало на столе и источало омерзительный запах. Нашел командир и тело Кордока. На его рябом лице застыла гримаса ярости — Лесной Волк до последней минуты жизни не поддавался страху. Остальных членов отряда Толгрид так и не отыскал, хотя и знал, что они где-то здесь, погребены в этой братской могиле. Хоронить он тоже никого не стал — на то не было ни сил, ни желания.
Собравшись с силами и духом, Толгрид решил отправиться обратно в Андлиф. Ибо здесь ему делать больше нечего. Безрезультатно поискав хоть какое-нибудь оружие — годные мечи и топоры полудемоны забрали с собой, — командир бросил сию затею и, набрав провианта в полуразрушенной корчме, побрел на север пешком. Через три часа пути нога разболелась так, что ему пришлось сделать привал. Да и с плечом нужно было что-то делать: рана сильно воспалилась и постоянно кровоточила.
Толгрид развел огонь и положил на угли кинжал, а сам принялся жевать ломоть солонины.
Голова его все еще болела, хотя и не так сильно, как утром. Порой даже подташнивало, но с этим Толгрид научился мириться. Единсвтеное, что его действительно волновало, так это мысли.
Тяжелые думы беспрепятственно наполняли голову командира. Как ему удалось выжить в этой кровавой бойне? Почему Шолд, Микул, Устинг и остальные погибли, а он нет? Что это: удача или божье вмешательство? Толгрид никогда не был набожным. А молился в последний раз еще будучи ребенком. Но почему тогда Создатель выбрал именно его, а не, скажем, Кордока, ведь тот был куда религиознее Толгрида?
Холодный мрак наполнял душу командира. Проклятые полукровки! Ненасытные, кровожадные твари! Лучше бы они забрали и его вместе со всем отрядом.
Но нет, раз он остался жив, значит, еще послужит этому миру. Он будет их убивать и рано или поздно доберется до Одержимого. И тогда тот заплатит ему за все. За всех разом, и за каждого по отдельности.
Чувствуя, как разгорается внутри злоба, Толгрид содрал рукав с больной руки, схватил кинжал и прижал его прямо к порезу. Раскаленное лезвие с шипением ошпарило рану, кровь заскворчала, быстро превращаясь в пар. Командир сжал зубы, лицо его задрожало, зрачок в здоровом глазу расширился, на лбу выступил пот. Боль крепко стиснула разум. В глазах потемнело, и Толгрид завалился на бок.
Очнулся он от мокрого и липкого ощущения на лице. Вытерся и огляделся. По полю, где он остановился на привал, гулял теплый ветерок, травы колыхались ему в такт. Откуда-то издалека доносился разнородный щебет птиц. Над ним стоял рыжий конь в полной сбруе. В одной стремени застрял чей-то сапог. Толгрид невольно улыбнулся — удача продолжала благоволить ему. Теперь хотя бы не придется путешествовать пешком.
Глубоко в подземелье в тесной камере одной из башен агниусовского замка томился Наргх. Он сидел в центре замысловатой пиктограммы, контуры которой источали блеклый свет, кажущийся в кромешной тьме очень ярким. За их пределы демон выйти не мог. Он словно упирался в невидимую преграду. И никакие силы — ни духовные, ни физические — пробить ее не могли. Он ощущал неподалеку других сынов Бездны, призванных Агниусом для известных только ему целей, но сейчас брошенных прозябать здесь во тьме и сырости. Порой он слышал их рокочущие голоса, скачущие эхом по каменным стенам, прислушивался, и даже умудрялся ловить нить разговора. Но вскоре ее терял — уж слишком сумбурными и отстраненными были их речи — и снова возвращался к своим думам. Всего в темнице Наргх насчитал девять демонов, не считая себя. И трое из них, судя по запаху, были Темными Падишахами, а двое — архидемонами. Некоторые из них просидели здесь ни один год, и разум их от изматывающего Зова Бездны сильно помутился.