— Семён Матвеевич! Рада снова видеть вас!

— Но не узнали, — господин Сушинский горько усмехнулся. — Да, господа, в отличие от нас, женщины даже на войне умудряются выглядеть потрясающе.

— Яков Васильевич, — обратилась я к лейб-хирургу, старательно гася смущение, — мне необходимо поговорить с вами.

Отъехав немного от группы, Виллие выжидательно посмотрел на меня слегка улыбаясь.

— Ваше превосходительство, — начала я официально, — правда ли, что у меня хотят отобрать инвалидную команду?

— Баронесса, — резка перестал улыбаться лейб-хирург, — они не ваша собственность! А относятся к медицинскому ведомству.

— При чём тут собственность? — удивилась я. — Просто мы друг к другу привыкли, а сейчас, я хотела бы получить ваше разрешение просить у светлейшего осуществить небольшую идею. И в дальнейшем мне будет весьма необходима их помощь.

— И в чём же состоит ваша «идея»? — ехидно спросил шотландец.

— Вы же помните, сколько раненых было оставлено по дороге, — лицо Виллие при этой фразе исказилось. Ведь именно благодаря его усилиям, как выражается Павел, удалось «протолкнуть» необходимость квалифицированной врачебной помощи нижним чинам. Как медик, он меня прекрасно понимал. — Это неправильно!

— Что же вы предлагаете мадмуазель Луиза?

— Нам необходимо организовать партизанский госпиталь!

— What? (*Чего?) — от изумления шотландец перешёл на английский[56].

— Вам известно, что светлейший разрешил создать партизанский отряд, чтобы тревожить неприятеля?

— Насколько я знаю, там почти сотня казаков и полсотни гусар! И что вы собрались делать с десятком инвалидов? Вы о своих помощницах подумали? Куда вы их вновь собираетесь втянуть?

— Яков Васильевич, вы думаете, рядом с полем сражения они подвергались меньшей опасности?

Лейб-хирург устало вздохнул, прикрыв глаза. Выдержав паузу, обратился уже к Павлу.

— Почему вы не отговорите её от этой авантюры?

— Дело в том, — улыбнулся «провидец», — что мы сообща её задумали.

— Idiots! (*Идиоты) — возмущенно прошептал шотландец, подняв очи к небу.

— Кроме того, — вернулась я к беседе, — наша группа не собирается вступать в соотношения с неприятелем. Павел Матвеевич, — показала на жениха, — со своими людьми будет потихонечку вывозить раненых. На дороге, тем всё равно не выжить.

— Допустим… — выдохнул Виллие, — только допустим, что вы их заберёте. Где вы собираетесь расположить пациентов?

— Лучше всего в ближайшем городе, не занятом французами. К югу как раз Калуга, — предложил «провидец».

— Ну и зачем же вам в этом участвовать? Вот пусть ваш жених этим и занимается!

— Яков Васильевич, — произнесла осуждающе, — в дороге раненым может понадобиться неотложная помощь. Там же более двухсот вёрст! Ни один день везти.

— Хорошо, что вы предлагаете?

— Поддержите меня в ходатайстве к Михаилу Илларионовичу. По его приказу, в Калуге наверняка согласятся сотрудничать. Наш развозной госпиталь будет прятаться недалеко от дороги, а люди Павла Матвеевича станут доставлять раненых к нам. Оказав первую помощь, начнём переправлять тех в город. Пойдём далее. Обоз, зная место нашей следующей стоянки, из Калуги сразу проследует туда.

Виллие тяжело вздохнул.

— Кроме того, — продолжила я, — самим партизанам тоже нужна будет помощь. Думаете, они смогут отправить кого-то в госпиталь? Они же не заговорённые, потерь не избежать.

— Хорошо! Давайте сделаем так. Насколько я знаю, вечером планируется остановка в имении Карла Ивановича Яниша. Это ординарный профессор московского отделения медико-хирургической академии. Селение Землино, как раз у нас на пути. Карл Иванович прибыл с московским ополчением перед Бородино. И вот, предложил светлейшему воспользоваться его гостеприимством. Как приедем, напомню, что нас сопровождают женщины, вам выделят покои и сможете спокойно поговорить с главнокомандующим. Особенно, — он заговорщицки подмигнул мне, — если ваша кухарка опять угостит штабских великолепным ужином.

Распрощавшись с лейб-медиком, отправилась к Семёну Матвеевичу. Хотелось узнать, где Аристарх Петрович. Господин Сушинский, обещал, что мы встретимся вечером.

Мне предстояло опять «воевать» со Степанидой, только-только пополневшей наши запасы. «Патриотический» обед настолько ей не понравился, что боюсь, не привыкни она в имении к благонравному поведению, наверняка бы плевалась.

Господский дом был очень скромным. Всего два этажа, расходившихся на северное и южное крыло. Места было совершенно недостаточно, а потому, даже высшие чины были вынуждены тесниться по нескольку человек в комнате.

Для нас с подопечными выделили чью-то девичью спальню. Было заметно, что дом покидали в спешке. Часть одежды разбросана по всей гардеробной. Столик перед зеркалом покрыт рассыпанной пудрой. То тут, то там, на ковре лежали забытые мелочи.

Екатерина с Дарьей сразу же принялись за уборку. Что удивительно, девушки ни разу ни выказали раздражения, всячески скрывали слёзы и старательно помогали мне в сложных операциях, обучаясь на практике. Более опытная Марфа, всё чаще самостоятельно их проводила, иногда, что-то спрашивая у меня в процессе. Протеже Соломона нашли общий язык и с ней. Не привыкшая к семейному теплу, Марфа неожиданно стала воспринимать их сёстрами. Потому, постоянно в дороге, эта неразлучная троица о чём-то шепталась, особенно, если недалеко появлялись казаки. Кстати, частое присутствие тех отметил и Павел, иногда весело подшучивая над Дарьей, наличием чубастого поклонника.

Степанида, уже вовсю заправлявшая на кухне имения, умудрилась отыскать какие-то забытые продукты. Наставления жениха в дороге не прошли даром. Никаких изысков женщина не готовила: всё скромно и сыто, а главное — много.

Троица помогла нам с Ольгой помыться и привести себя в порядок. До сих пор поражаюсь, как запасливость Степаниды выручала нас в подобные моменты.

Закончив заниматься туалетом, за дверью, обнаружили примостившегося там Егора. И почти бесшумно, с подоконника соскочил Ефимка, опрометью бросившийся вниз. Для Павла, увы, места в доме не нашлось. Он с татарами вынужден был расположиться во дворе.