— Мне сейчас нужны деньги, Витто! Сейчас!

— Извините, Перри! Никак не можем. Никак.

Потом к нему прибежал Дик Ричардсон, и как всегда, с дюжиной гениальных проектов по добыванию денег. И профессор, вызвав к себе, в третий уже раз, Дэвида Кэшона, заорал на весь кабинет громовым голосом:

— Я убью вас, Кэшон, если через час у меня не будет 400 тысяч долларов!

Кэшон испугался, или изобразил испуг, забежал за спину Дика и оттуда высунулся и стал поглядывать на разъяренною профессора — шутит ли тот, или и вправду у него в кармане спрятан револьвер, и тот начнет сейчас стрелять в него.

— Ах ты ж, боже мой! Ах ты ж, боже мой! Как же так, мистер Хименс, — запричитал гнусаво Кэшон, все еще прячась за Дика. — Я же для вас все делал. Ах ты ж, боже мой! Вот и мистер Ричардсон может подтвердить, все делал…

— Садитесь за мой тевид и звоните! Звоните всем, Кэшон! Всем! Обещайте самый высокий процент! Но деньги добудьте!

И Кэшон, шаркая подошвами, застегивая и расстегивая помятый серенький пиджачок, потопал к другому концу стола, занимавшего чуть ли не треть длины просторного кабинета профессора на двадцатом этаже в центральном здании фирмы, озираясь и по‑детски посмеиваясь. И глядя на него, Дик подумал, что Кэшон ломает какую‑то комедию, что у него уже есть что‑то на уме, что он заранее уже знает, чем закончатся все его переговоры.

Кэшон, нарочно картавя слова, громко, чтобы было, видимо, слышно и Хименсу, разговаривал со всеми директорами, обзванивая все банки. Он начал с гиганта, с «Чейз Манхэттен бэнк», в активах которого значилось более 50 миллиардов долларов, и кончил банком «Куинс каут и К°», с активом менее 80 миллионов. И хотя он, как и требовал Хименс, обещал весьма высокий процент, ни один из коммерческих банков не дал ни на три, ни на два, ни на год в кредит и 10 тысяч долларов, услышав, что речь идет о небольшой фирме. Львиную долю всех кредитов сейчас поглощали мощные концерны и заводы.

Все «гениальные» проекты Дика Ричардсона по добыче денег профессор отклонял. А когда он представил свой наилучший, как ему казалось, когда он предложил профессору при помощи их генераторов ГМП перебрасывать из Африки прошлых времен негров и продавать их фермерам Юга, на помидорные плантации, обработав пред этим их мысли, их головы, их души своими ГСД. Хименс минуты две молча смотрел на Дика, вытаращив глаза, потом заорал:

— Вы диктатор, мистер Ричардсон! У вас замашки диктатора! Как вы могли до такого додуматься? Я никогда не стану эксплуататором и работорговцем!

— Но это же совершенно безболезненно, шеф, — убеждал его Дик. — Они ведь уже давно все умерли… И зачем же мы тогда всё это затеяли? Для чего?

— Для науки, дорогой Дик! Для науки! — еще громче закричал Хименс и саданул кулаком по столу.

В конце стола, положив большую лысую голову, обрамленную как у пророка Моисея, венчиком седых волос, на скрещенные руки, за ними с нескрываемым азартом и иронией наблюдал Кэшон. Тот сейчас, видимо, был очень доволен, что сидит здесь, ведь ему показывают такую забавную и смешную сценку. И в театры там разные, дорогие, не надо ходить. Хименс сцепился с Ричардсоном. Потеха. Что будет дальше, что будет? Хе‑хе‑хе, профессор обозвал магистра диктатором.

— Я наукой могу заниматься… и в корпорации «Электронный мозг»! — в свою очередь закричал Дик Ричардсон, намереваясь уйти и хлопнуть что есть мочи дверью.

— Ну хорошо, Дик, хорошо, давайте спокойно все обсудим. Кому нужны сейчас ваши рабы? Своих безработных некуда девать… Вот если бы мы могли их мгновенно перебрасывать на другие планета. А что? А? Неплохо придумано. И Ральф Хилдбер обещает, как станет президентом, развернуть там строительные работы. Мы бы смогли качать тогда деньги. Это вы подсказали мне эту идею, Дик!

Дик малость остыл, с неприязнью уставился на Кэшона, мол, а что надо здесь этому старому хрычу, чего он здесь сидит. То же самое подумал и Хименс, уже сожалея, что при их размолвке с Диком присутствовал этот плут и мошенник, работавший с самого основания фирмы и неплохо умеющий раздобывать в нужный момент нужную сумму денег. Он, похоже, и теперь что‑то замыслил, вон рожица‑то какая хитроватая. Но не торопится сообщить, наслаждается своей властью, знает, что я в его руках…

И еврей, смекнув, что зрелище дармовое окончено, отвернулся к тевиду, быстро набрал на клавишах номер, на экране появилось чье‑то пухлое обрюзглое лицо. Кэшон затараторил что‑то по‑своему, по‑еврейски, ему что‑то ответили, он повысил голосок, взвизгнул как поросенок и тут же выключил. Затем вскочил и забегал по кабинету, забегал там, у того конца полированного стола, по обоим бокам которого теснились массивные стулья красного дерева. Кэшон похлопывал себя по толстому заду, выкрикивая и брызгаясь слюной:

— Еще чего вздумал! Кровопийца! Паук! Акула!

Хименс засмеялся, глядя на Кэшона, потом перевел взгляд на Дика, как бы удивляясь, а он чего это не смеется.

— Что он выкрикивает? — поинтересовался тихо у профессора Дик.

— Ругается, ругается наш Кэшон, — снова засмеялся Хиденс. — Значит, дело будет! Значит, мы с деньгами!

И он направился к Кэшону, а тот замер, растерялся, или снова изображал испуг, и забежал от профессора за другую сторону стола. Но Хименс подошел к нему, обнял невысокого и рыхловатого Кэшона, похлопал по спине, отстранил от себя, любуясь рожицей еврея.

— Ну что там, дорогой Кэшон? Выкладывай.

Нo еврей начал противно смеяться, с ним засмеялся Хименс, повеселев, ожив, будто что выплыв из затягивающего на дно глубокого речного круговорота.

— Ах ты ж, боже мой! — завопил еврей опять. — Они нас пустят по миру. Мы вылетим с вами, Хименс, в трубу. И мои детки будут просить у богатых милостыню на Бродвее. Ах ты ж, боже мой!..

— Не тяни душу, Кэшон! Не тяни! Выкладывай все. Кто дает и сколько?

— Ax ты ж… Он, конечно, этот кровопийца, Сэм Бершнет. Кто же еще? Но он требует не менее 15 процентов. И вы должны сами ему позвонить. Я уже для него, ах ты ж, боже мой, не авторитет. Он желает конфиденциально с вами побеседовать. Ах ты ж…

Хименс вежливо выставил их тут же за дверь и набрал номер тевида одного из директоров частного банка «Бершнет и Молер», и не успел тот и рот открыть, как попросил у него 300 тысяч долларов в кредит сроком на два года.

Бершнет, улыбаясь, как лиса, как старая обрюзглая и хитрая лиса, ответил, что он его уважает, но ни сотни долларов выдать фирме «Хименс и Электроника» не может. Деньги, хи‑хи, должны быть чем‑то подтверждены. А фирма «Хименс и Электроника», сообщил банкир «секретную» новость, находится на грани банкротства. Бершнет обещал об этом пока умалчивать, чтобы не узнали акционеры, и не поднялась паника на фондовой бирже.

Хименс сказал, что согласен платить 15 процентов годовых, но Сэм лишь опять по‑лисьи улыбался.