С полуночи до трёх было моим самым любимым временем в ночной смене: пациенты давно спят, бумажные дела все закончены, дремота ещё не одолевает. Именно в этом промежутке разговоры получаются самыми содержательными, сплетни – самыми грязными, признания – самыми откровенными…

С девчонками я уже давно сдружился, и они меня принимали за своего. То есть на кокетство и флирт со мной у них уже не оставалось сил, вот и секретничали при мне, не стесняясь, словно и не было меня вовсе, а сидела подружка. Мне это даже нравилось – интересно было видеть женский мир «без купюр».

Я даже не заметил, как от обсуждения разницы между Орифлэймовскими и Эйвоновскими духами разговор перетёк в «потаскушное» русло. Хотя нет, вру… Одна из девчонок начала рассказывать, как ей впервые в 17 лет первый парень (который год назад умер от цирроза печени) подарил духи «по каталогу». Остальные стали спрашивать: «Что за парень, и отчего с ним такое произошло?» Наташа, медсестра, рассказала, как встречалась с ним, а он был из неблагополучной семьи. И ещё упомянула, что Сергей (Царствие ему небесное!) в конце концов променял её на местную шлюшку (как она выразилась – «жену района»). И тема закрутилась-завертелась… Каждая начала выкладывать все знания и опыт про «падших», что накопились за долгое плавание в миру. А я лишь, уютненько прислонившись к шкафчику с лекарствами, слушал, наслаждаясь бабьим обществом.

– У меня тоже соседка жáру давала. Да и сейчас наверняка даёт, – двусмысленно сделала ударение на последнее слово Таня. – Маринка – местная достопримечательность моего военного городка… И не только…

Когда-то Таня, ещё с родителями, жила в военном городке, что на окраине. А там, конечно же, всё про всех знают. Причём информация – самая достоверная. Из первых уст, так сказать.

– …Спросят меня, где живу, я и отвечу. А мне: «Это там, где Маринка (назвала фамилию) живёт? А-а-а… Знаю, Знаю…». Её все, кто хотел, «знали». Разве что ленивому было в падлу с койки подняться. Она и не скрывала, что шлюха. Так и говорила: «Бутылка водки и пачка сигарет – всё, что мне нужно, чтобы парень понравился…»

Таня продолжала рассказывать, как с Мариной обращались: как её голую возле дома из машины вышвыривали, а она лишь хихикала; как любой мог подойти к ней на улице и «отвести на пять минуток в сторонку»; как Таня со своим парнем видела её в сауне, обслуживающую сразу трех парней… Она рассказывала эти отвратительные в обыденности вещи про незнакомого мне человека, а я слушал, ужасался вместе со всеми, одновременно пытаясь понять, что же меня так напрягает. И тут НЕОЖИДАННО до меня дошло…

– Тань, подожди секундочку! – перебил я её рассказ. – Как ты сказала, её фамилия?

Таня повторила.

– Слушай… А эта не та Марина, что в больнице недалеко от твоего военного городка медрегистратором работала? У неё ещё верхних передних зубов нету?!

Таня кивнула.

– Какая там у неё должность, я не знаю. Но вряд ли она врач – ведь образования никакого. А зубы у неё выпали после того, как Лерку родила. И сколько не пыталась, что-то у неё не выходило их в порядок привести, – подтвердила Таня.

– А дочка у неё от кого? – ехидно поинтересовалось Наташа. – Или она не в курсе, кто из тысячи отец?

– А чёрт его знает… – пожала плечами Таня. – Говорила, что какой-то питерец на ней жениться хотел, а дочку, вроде, признал. Но когда и дураку стало понято, что и как… Естественно, я спрашивать не стала.

Таня повернулась ко мне.

– А ты её знаешь, что ли?

– Вместе работали одно время, – уклончиво ответил я.

Наташа противненько так улыбнулась, что означало – готовит какой-то подвох.

– Ты, я надеюсь, не упустил возможности воспользоваться шансом?

– Иди ты! – выругался я на подлюченькую Наташу. Затем встал и направился под ошарашанные взгляды к себе в кабинет.

«Пусть думают, что хотят…» – пронеслось в голове. И добавил вслух:

– Бабьё!

Свет включать не стал: достаточно было луны, что в избытке освещала и улицу, и часть кабинета. Прошёл к столу, отодвинул верхний ящичек, из которого достал пачку лёгкого «Честера» и пепельницу с утонувшими в ней окурками. Завоняло так, будто кто-то только что опрокинул полное мусора ведро. Открыл окно и стал курить, стараясь, чтобы дым выходил в лето, что поселилось на улице. Лето…

Сейчас, наверное, как раз зацвел жасмин во дворике старой работы… «Дворик старой работы», – звучит глупо. Хотя как по-другому скажешь?

Когда только-только перешёл в эту больницу, то, что я здесь делал, называл «новой работой», а ту – просто «работой» и в прошедшем времени («Работа была…», «На работе получал…»). А вот теперь (и уже довольно давно) эту работу стал называть просто «работой», в настоящем. А ту – старой…

Вдруг я понял, что искусственно стараюсь подавить всплывающие мысли о Марине. Почему?

Наверное, потому, что мне было больно о ней думать. Почему?! Ведь о ней (вместе со «старой работой») я говорю в прошедшем времени, как о пройденном этапе, как о чём-то умершем, ушедшем из моей жизни навсегда. Почему же тогда так больно?

Хотя… Это была, скорее, не боль, а злость… Сильная, жгучая ярость на Марину… И ещё – большая обида.

Нет… Дело совсем не в том, как она себя ведёт – плохо или хорошо – не в этом дело. Просто я почувствовал себя обманутым, дерзко ограбленным средь бела дня, избитым и уничтоженным на глазах спешащей равнодушной толпы. Мне она представлялась одним именем-лицом, когда на самом деле носила другое. И кем она была в реальности, уже не оставляет сомнений.

Хотя… С другой стороны, а как она ещё должна была поступить?! Придя на новое место работы, со всеми так и знакомиться: «Здравствуйте. Меня зовут Марина. Я – шлюха.» Это же абсурд. Естественно, что она старалась держать марку, что, опять же, совершенно нормально.

Но, несмотря на разумные оправдания, злость и обида всё никак не хотели уходить…

Наверное, дело не в том, какой она старалась казаться… Дело в том, какой Я ЕЁ ВИДЕЛ, какой представлял. Я поверил ей… Поверил, что та грусть в глазах и вежливая, еле обозначенная улыбка – настоящие… И загадка, что она загадала мне в нашу с ней последнюю встречу, тоже была настоящей! А тут… Оказывается…

Ещё в самом начале, когда я только пришёл на «старую работу», с Маринкой общение сразу получилось лёгким и в удовольствие. Со временем оно переросло в кокетство. Так исподволь я начал к ней приближаться. Хотя и служебным романом это назвать нельзя. В итоге «романтические» отношения закончились попыткой секса в кабинете заведующей. Попытка осталась попыткой, потому что нас хорошенько напугало неожиданное возвращение блудного начальства. После этого мы (по обоюдному молчаливому согласию) увеличили дистанцию до «дружеской», и больше её даже не пытались сократить. Ни я, ни она.

Желая сблизиться с Мариной, я поступал с ней, как и с любой понравившейся мне женщиной… Кто ж мог знать, что достаточно было бутылки и сигарет, чтобы взять её за волосы и отыметь, где и как угодно.